DISHONORED: Скрытый ужас
Шрифт:
Один месяц – столько Билли уже провела в Дануолле, и после года в пути этот месяц уже казался целой жизнью. А еще он был похож на долгожданное возвращение домой, и – по крайней мере пока, – она наслаждалась относительной стабильностью. В столице Империи прошла большая часть ее взросления, здесь она научилась навыкам выживания. И Билли не могла не признать, что на протяжении многих лет, проведенных вдали отсюда, она чувствовала зов Дануолла.
Стоя в дверях «Везучего купца» – захудалой таверны, которая стала ее прибежищем, – Билли закуталась в тяжелое тивийское пальто и застегнула двойной ряд пуговиц почти до шеи, прежде чем поднять огромный, закрывающий уши воротник. Сырое утро в городе всегда было холодным, а солнцу нужна была целая вечность, чтобы согреть гранит и черепицу. И кроме того, Билли не чувствовала тепла –
Пожалуй, с того самого дня, когда она вошла в Бездну и изменила… всё.
Из кармана пальто она достала большую повязку из черной кожи и натянула на голову, чтобы скрыть Осколок Ока Мертвого Бога, до сих пор находившийся в правой глазнице. Осколок так и не замолк окончательно со дня падения Чужого, но силы, которые он даровал, угасли. Магия уснула и с неохотой отзывалась, когда Билли пыталась ее призывать, так что она особо и не старалась. Волшебный предмет в глазнице не сильно ей мешал – она отлично видела и с ним, – и даже без повязки уже не привлекал такого внимания, как раньше – с тех пор, как часть общества стала модифицировать собственные тела в отчаянных попытках остановить нашествие снов. За последний год во время своих путешествий она видела мужчин с осколками костяных амулетов, воткнутых в кожу, как рыболовные крючки. Видела женщин, чьи лица украшали странные татуировки, похожие на иероглифы, – скорее всего, случайные символы, лишь напоминающие руны, чьи защитные свойства были только вымыслом уличного художника, который предлагал разрисовать кожу неразборчивого клиента за немалую плату… Якобы эти рисунки могли защитить от кошмаров. Среди аристократов даже появилась мода вживлять в кожу драгоценные камни – блестящие резные грани изумрудов и рубинов геометрическими узорами покрывали щеки, руки, ладони…
Некоторые модификации казались Билли отвратительнее прочих, но она осознавала их пользу для себя – во время путешествий Осколок оставался почти незамеченным. Хотя иногда он вызывал интерес – обычно у тех, кто сам носил странные метки и потому принимал светящийся красный самоцвет в ее глазнице за более смелую (а значит, более любопытную) модификацию. Но сегодня она обойдется без внимания и без помех, особенно там, куда направляется. Миссия и так была тяжелой, и для Билли важнее всего была анонимность – по крайней мере пока.
Миссия. Миссия.
Билли перекатывала это слово в мыслях, шагая по городу. Можно ли это назвать миссией? Действительно, она вернулась в Дануолл с определенной целью, но «миссия» звучит как-то слишком претенциозно. «А вот Дауд назвал бы это миссией», – подумала она, посмеиваясь в воротник пальто.
Ах, Дауд. Со времени падения Чужого не было и дня, чтобы он не появлялся в ее мыслях. Билли находила в этом утешение. Он как будто был с ней, пока она путешествовала по Островам. Она помнила истории о жизни Дауда после его изгнания из Дануолла по приказу Лорда-протектора Корво Аттано – истории, которые он рассказывал о годах скитаний в поисках хоть какого-то смысла или цели в жизни, где он больше не находил себе места. Он нашел эту цель – и она поглотила его, стала им, повела в поход, в результате чего Дауд вернулся обратно в Карнаку. Там Билли и нашла его, освободила, помогла. Учитель и ученица, снова вместе, в последней миссии, в последний раз.
Билли шла по улицам Дануолла. Теперь у нее своя миссия. Девушка спросила себя: что, если она лишь повторяет цикл «изгнание-странствие-возвращение», следуя по стопам Дауда? И не потому, что нашла собственную цель, а просто потому, что больше ничего в этой жизни не умеет?
Нет, дело не в этом. «У меня и правда, есть миссия», – говорила она себе, входя в Ткацкий квартал. Было еще рано, город только начал просыпаться, но торговые лавки на улицах этого района уже наполнялись суетой – двери открыты, занавески подняты, на мостовую выкатили бочки и тележки, выставив всем на обозрение лучшие товары Дануолла. Билли прошла мимо двух магазинов, где в безмолвном состязании за самый чистый порог в поте лица трудились работники в фартуках. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Улицы были тихими, но далеко не пустыми; она шла целеустремленно, подняв воротник, опустив голову и держа руки в карманах пальто, приобретенного в последней поездке на промерзшие северные Острова. Если купцы и торговцы Ткацкого квартала и пережили ночь кошмаров, они этого не показывали. Возможно, они, как и Билли, уже открыли для себя преимущества приема «Зеленой Леди».
Конечно, не каждый мог позволить себе эту травку, и даже тем, кто мог, она не всегда помогала. У Билли трава притупляла сны, но аналогичным образом действовала и на остроту мышления. Хотя девушка и понимала, что это отнюдь не идеальный расклад, так было все же лучше, чем уступить ночным кошмарам. Она не могла представить, как их выносили те, кто не нашел какое-нибудь средство, будь то травка или нечто иное.
Потому что сны становились только хуже. Сначала Билли спрашивала себя, не сходит ли на нет действие «Зеленой Леди» потому, что организм привык к травке. Правда она уже месяц слушала болтовню в пабах и лавках Дануолла, в том числе истории моряков, только что сошедших с кораблей во множестве портов вдоль реки Ренхевен, и читала газеты – особенно из Морли и Тивии, где редакторы давали себе больше воли, чем пресса Дануолла… И у нее складывалось впечатление, что ситуация в самом деле становится хуже, а не лучше.
Все началось почти сразу же, как только Билли вернулась из Бездны. Мир показался ей… другим. Это невозможно было увидеть глазами – море, небо и земля по-прежнему были там, где им и полагается. Она помнила облегчение, которое почувствовала, когда мир остался на своем законном месте, но через некоторое время поняла, что кое-что все же изменилось.
Это было всего лишь ощущением, и все же Билли знала, что стала другой – девушка существовала каким-то образом отдельно от мира, хотя и не по своей вине, – так что она доверилась инстинктам. Несколько недель после возвращения Билли оставалась в Карнаке, и каждую ночь спала так, как никогда прежде.
А потом начались сны. Они ее не беспокоили – поначалу. Всю жизнь она видела яркие сны, да и кошмары были нередкими гостями. Только вот прежние сны были не более чем следствием жизненного опыта, неудобством, которое будило время от времени, но скоро выветривалось из головы.
А вот когда она стала просыпаться под аккомпанемент собственных криков, то поняла – что-то не так.
Однако крики принадлежали не ей. Они доносились откуда-то еще, из-за окон, которые Билли открывала в жаркую и влажную ночь Карнаки. И это были не крики насилия, не вопли, плач и стенания, сопровождавшие боль и страдания, не звуки, ассоциирующиеся с преступлениями или, наоборот, тяжелой рукой Парадной серконской гвардии. Билли прожила достаточно долго, чтобы узнать подобные звуки.
Это были крики страха, чистейшего первобытного ужаса. В первую ночь, когда Билли вскочила на кровати с колотящимся сердцем, вырванная из собственного кошмара, ей показалось, что они принадлежат ее собственному миру снов. Но во вторую ночь она услышала их наяву, а потом слышала снова и снова, ночь за ночью, когда сидела у окна и наблюдала за Карнакой.
Казалось, что почти все в городе заснули, а потом их сны превратились в ужасы, наполненные такими реальными, такими отвратительными видениями, что люди в панике выбегали из домов на улицу. После нескольких беспокойных ночей вместо того, чтобы лечь в постель, Билли отправилась на поиски источника этой ужасной какофонии… Но обнаруживала только ошарашенных обитателей города, блуждающих в темноте, которые сталкивались с такими же сновидцами, пораженно обмениваясь историями, иногда даже рыдая друг у друга на груди. Скоро Парадная гвардия усилила ночные патрули, стараясь по мере сил возвращать перепуганных людей обратно домой. Билли следила за патрулями, прислушиваясь к разговорам, и из них узнала, что Карнака – не единственный город, пораженный ночными ужасами. Согласно слухам – хотя они и отличались от официальных заявлений, – это происходило по всей Империи, от Тивии до Морли, от Гристоля до Серконоса.
Так что да, что-то случилось. Мир изменился, и Билли знала, что хотя это и не совсем ее вина, но точно дело ее рук.
Чужого нет, и мир изменился.
Тогда-то Осколок Ока Мертвого Бога и начал жечь. Поначалу слегка – Билли даже не замечала этого, – но в следующие дни и недели боль медленно росла, пока не стала такой страшной, такой мощной, что ее голову словно сокрушало в тисках. Боль приходила и уходила, но Билли никогда не знала, когда та вернется, хотя использование сил Осколка явно не шло на пользу – и она все равно не могла сказать, подчинятся ли ей угасающие, хаотичные силы артефакта.