Диско-жизнь

Герасимов Сергей Владимирович

– Очнулся? Говорить можешь?

– Могу.

– Это ничего не значит. Посмотрим на тебя через неделю. Если будет на что смотреть. Попробовал?

– Попробовал, – ответил Петя.

– Ну, ты даешь. Это с тобой в первый раз или раньше понемногу баловался?

– В первый раз.

– Ну да, я так и думал, – согласился врач. – ты же был хороший мальчик. С хорошими мальчиками так обычно и получается. Они слишком усердно выполняют свои обязанности и устают. А потом – такая альтернатива. И они срываются. Я на своем веку видал

сотню таких как ты. Ничего страшного. Вылечим.

– Я не хочу, чтобы вы меня вылечили.

– Конечно, не хочешь. Но никто тебя не спрашивает. Зато потом скажешь спасибо.

– Но почему там так хорошо? – спросил Петя.

– Потому что диско-жизни не настоящие. Те, кто их выдумывает, старается придумать что-нибудь особенно хорошее. Если бы диско-жизни не были лучше чем обычная жизнь, их никто бы не покупал. Это как с книгами: книги всегда интереснее, чем жизнь. Но жизнь есть жизнь, а книга есть книга. Правда есть правда, а ложь есть ложь.

– А если кто-то выбирает ложь?

– Тогда ты сумашедший. Только сумасшедшие путают ложь и правду. От того, что тебе нравится ложь, она не становится правдой. Нельзя убежать в сказку.

Этим вечером его навестили родители.

– Жаль, что я не знаю того негодяя, которые тебе это продал, – сказал отец, – я бы его достал. Я бы его посадил. Но не получится. Я уничтожил доказательство, сразу не подумал.

– Что ты сделал?

– Я расплавил этот диск, я так рассвирипел, что бросил его в печь. У тебя не осталось обложки с номером?

– Нет, – ответил Петя, – диск был без обложки и даже без названия.

– И ты рискнул испробовать на себе диск без надвния? Ну ты и дурак! – искренне удивился отец, – Господи, кого я только вырастил. И этот ребенок учится на отлично! Диск без названия! Подумать только! Ну я с тобой еще поговорю на эту тему.

– Может быть, получится раздобыть такой же? – спросил Петя.

– Как же его раздобыть, если у тебя нет ни названия, ни номера? И потом, может быть, его просто нет. Если это был настоящий диск без названия, а не просто подтертый. Такие диски обычно записывают в единственном экземпляре.

– И ты его сжег?

– Расплавил, – ответил отец.

– В единственном экземпляре?

– Ну да, и что?

– И той жизни уже нет?

– Нет.

– Значит, ты убил их всех.

– Да, здорово тебя достало, – сказал отец, – ты все еще не отличаешь одно от другого. Правда – это есть правда, а иллюзия есть иллюзия. ЭТО жизнь. То – всего лишь сказка. А сказок много – не эта, так другая. Я в молодости тоже пробовал, но чуть-чуть, по умненькому. Все оно одинаково. Все дрянь.

Ночью ему было совсем плохо. С утра его перевели в палату интенсивной терапии. Его пичкали лекарствами так, что порой он терял сознание и то расплывчатое, что от него оставлось, вращалось в желтом мутном протсранствве.

Врачи боролись за его жизнь до тех пор, пока оставалась надежда. В 16—45 его сердце перестало

биться.

– Кто бы мог подумать? – сказал врач. – Так сразу и так много. Где он взял столько времени? Он должен был совсем не спать. За несколько дней он прожил диско-жизнь не меньше сорока раз. И это при том, что его мозг был перегружен учебой.

Петя очнулся в мрачной каморке, ни капли не напоминающей райские кущи. Но серой пока тоже не несло. Рядом стояли еще две кровати с такими же истощенными стариками, как и он. Но теперь он был не Петя. Теперь его звали Джон Картер и ему было шестьдесят три года. Он был обыкновенным несчастным диско-наркоманом, без денег, без здоровья, без всяких жизненных перспектив. Вначале в это трудно было поверить.

– Какой-то ты очумелый, – сказал Малькольм, самый молодой из них, но уже беззубый и с половиной желудка. – Тебе подсунули короткую жизнь? Ты был в отключке всего минут двадцать. Как там, нормально? а то и я попробую.

Он хочет попробовать МОЮ жизнь? – подумал Джон Картер, – но ведь она моя, она только моя, я помню себя маленьким мальчиком, который ловит бабочек голубым сачком, я помню, как впервые попробовал землянику, как в детстве говорил слово «курочка» через «и», получалось «куричка», помню, что любил сказки про кроликов и что друзья пугали меня клопами, помню, как впервые получил отличную оценку на экзамене по поведению. Я помню родителей и я их люблю. Он хочет любить их так же как и я? Моих родителей и моих друзей?

– Ну так что? – настаивал Малькольм.

– Там было плохо и я умер молодым. В шестнадцать лет умер от передозировки. Купил случайно у какого-то старика одну единственную диско-жизнь и на ней сорвался.

– Бред. Так не бывает, что бы сдохнуть от одной.

– Просто кто-то плохо придумал.

– Тогда попробую что-нибудь другое. – сказал Малькольм, – Сколько раз я зарекался не покупать эти дешевые диски. Подсовывают что попало.

Джон Картер шел по мосту. Его слабые ноги отказывались нести дряхлое тело.

Но оставалась память о молодости и эта память толкала его вперед, заставляла переставлять одну ногу за другой. Можно, конечно, попробовать прожить этот диск еще раз. – думал он, – я снова стану собой, – доживу до шестнадцати лет, потом немой старик всучит мне диск и этот диск сведет меня в могилу. Столько надежд и все впустую. Мой бедный папочка, он спал и во сне видел меня адвокатом. Он вложил в меня столько денег! А я оказался таким неблагодарным негодяем. И я ничего не могу в этом изменить. Если бы я мог. Нет, если бы я мог, я бы написал свою собственную диско-жизнь и ушел бы в нее. Но это так же сложно, как и поставить хороший фильм. Некоторым удается – они пишут жизнь только для себя и в единственном экземпляре и проживают ее столько раз, сколько выдерживает их мозг, а потом умирают. Есть ли в этом смысл? Есть ли хоть в чем-нибудь смысл?