Дитте - дитя человеческое
Шрифт:
Йоханнес с Ларсом Петером уже побывали на дворе, в хлеву, на гумне. Йоханнеса занимало все, что ему показывали, и планы так и роились у него в голове.
— Чудесный хуторок мог бы выйти, — то и дело повторял он, — не запускать бы его так!
— Да ведь приходилось все больше разъезжать, скупать и продавать тряпье и тому подобное, — оправдывался Ларc Петер. — И потом эта история с женой тоже оказалась помехой… И до вас небось дошла она?
Йоханнес кивнул.
— Не повеситься же тебе из-за этого!
Сегодня Ларсу Петеру
— Вот молодость-то что значит, — сказал он брату. — Здорово работаешь!
— Отчего ты не перекопаешь всего болота? Провел бы канавы, сровнял кочки — отличный бы луг вышел.
Да, отчего? Ларc Петер и сам не знал.
— Вот кабы у меня подмога была, — сказал он.
— Ты имеешь какой-нибудь доход от своего торфяника? — спросил Йоханнес, когда они разогнули спины, чтобы передохнуть немного.
— Да нет, никакого, кроме торфа для собственной надобности. Тяжеленько размешивать его.
— Еще бы — ногами! Тебе бы обзавестись конной мешалкой. Тогда вдвоем можно выкладывать по нескольку саженей в день.
Ларс Петер призадумался. Планы и предложения так и сыпались на него. Ему нужно было каждое в отдельности обмозговать, прикинуть в уме — что к чему и как, а Йоханнес не давал ему опомниться.
В следующий раз они отправились вместе к глиняной яме. И Йоханнес нашел, что из этой глины можно выделывать отличный кирпич-сырец.
Ларс Петер и сам знал это, слишком даже хорошо. В первое лето Сэрине ведь налепила тут кирпичей для пристройки, и ничего, кладка вышла прочная, не поддавалась ни сырости, ни ветру. Где же одному со всем управиться!
А у Йоханнеса нюха и смекалки хоть отбавляй. На лету схватывал и то и другое, сразу придумывал выход и предлагал улучшения. Ларc Петер слушал брата и припоминал свои старые, полузабытые планы. Это было то, что напевали ему в уши и болото, и глиняная яма, и все прочее в течение целого ряда лет — хоть и в более медленном темпе. За мыслями же Йоханнеса ему никак было не угнаться. Но любопытно, как это так получается, одним взглядом охватить все ходы и выходы сразу!
— Знаешь что, брат, — сказал Ларc Петер за обедом, — ты меня здорово раззадорил. Не хочешь ли ты сам пожить здесь? Вдвоем мы живо приведем хуторок в порядок. А в этом блуждании с места на место все-таки мало проку.
Йоханнес как будто не прочь был согласиться. Проезжая дорога, видно, еще не совсем покорила его.
В течение дня они обсудили дело обстоятельнее и пришли к соглашению делить все по-братски — и труд и барыши.
— Но как же быть с тачкой твоей? — спросил Ларc Петер. — Ведь надо отправить ее обратно владельцу.
— А черт с пей! — решил Йоханнес. — Старик все равно болен.
— Да, но когда он поправится, чем же он будет кормиться? Нет, такой грех
В три часа утра Ларc Петер уже готов был выехать со двора, знаменитый точильный инструмент Йоханнеса был привязан к задку телеги. В самую последнюю минуту выбежал из дому сам Йоханнес, неумытый, со слипавшимися еще от сна глазами, еле успев Нахлобучить на голову фуражку и повязать шарфом шею.
— И я, видно, с тобою! — сказал он брату охрипшим голосом.
Ларс Петер подумал немножко, озадаченный, потом сказал:
— Ну, как хочешь, — и подвинулся, чтобы дать брату место рядом с собой. Собственно говоря, Ларc Петер рассчитывал, что Йоханнес сегодня же возьмется копать канавы на болоте, — воды как раз было сейчас мало.
— Занятно покататься немножко! — И Йоханнес вскарабкался на телегу.
Н-да, конечно… Только одет он так, как будто выбежал из дому лишь на минутку.
— Не накинуть ли что-нибудь сверху? Хочешь мое старое пальто?
— Ну, наплевать, и так обойдусь! Подыму повыше воротник.
Солнце только еще вставало. Вдоль берегов озера над тростниками стлался белою пеленою туман. На паутинках в луговой траве дрожали бесчисленные капли росы, ловя солнечные лучи и сверкая алмазами. Должно быть, это зрелище привело Ларса Петера в радужное настроение: сегодня, во всяком случае, Сорочье Гнездо показалось ему таким красивым, славным хуторком, что прямо жаль было покинуть его.
К тому же Ларc Петер узнал теперь обо всем, что касалось его родни и домашних и что произошло за эти годы в родных местах; тоска по ним была таким образом до известной степени утолена, и охота переезжать туда отпала. «Радуйся, что ты так далеко и что тебя все это не касается», — сказал между прочим Йоханнес. И в самом деле, брат прав. Не стоит сниматься из гнезда, менять место, ведь могут снова пойти семейные неурядицы и всякие дрязги. Вообще незачем уезжать, гоняться за счастьем, как дураку, лучше постараться уберечь свое счастье, благо у тебя есть дом!
Ларс Петер сам не понимал, что такое с ним сегодня, — он на все смотрел как будто новыми глазами. Словно кто смазал их за ночь чудодейственной мазью.
Даже его тощее поле казалось привлекательным, обещало урожай. Новая заря занялась над Ларсом Петером и его домом.
— Славное утречко, — сказал он, оборачиваясь к Йоханнесу.
Тот не отозвался. Надвинув фуражку на глаза, он примостился так, чтобы поспать еще… Не похоже было, чтоб ему жилось особенно сладко! Около рта горькие складки, быть может, от разгульной жизни. Просто удивительно, до чего он похож на покойную мать! Ларc Петер дал себе слово присматривать за братом.