Дитя божье
Шрифт:
В верхней части города он прошелся по магазинам. Зашел на почту и просмотрел пачку плакатов. Разыскиваемые смотрели угрюмо в ответ. Мужчины с разными именами. Татуировки. Легенды о умершей любви, начертанные на бренной плоти. В подавляющем большинстве, голубые пантеры.
Он стоял на улице, засунув руки в задние карманы, когда подошел шериф.
Какие у тебя планы? — спросил шериф.
Пойду домой, сказал Баллард.
А дальше? Какую мерзость ты выкинешь в следующий раз?
Ничего я не выкину.
Думаю, справедливости ради, ты бы мог подсказать нам. Давай прикинем: неисполнение решения суда, нарушение общественного порядка, нападение и нанесение побоев, пьянство в общественном месте, изнасилование. Я полагаю,
Я ничего не сделал, — сказал Баллард. Вы просто зуб на меня точите.
Шериф скрестил руки на груди и слегка покачивался на пятках, изучая стоящего перед ним мрачного беспутного типа. Ну, что ж, — сказал он. Думаю, лучше тебе валить домой. Люди, живущие в этом городе, не потерпят такое дерьмо как ты.
Я ничем не хуже любого в этом сраном городишке.
Катись домой, Баллард.
Меня тут ни черта не держит, кроме вашей трепотни.
Шериф сделал шаг вперед. Баллард обошел его на правился вверх по улице. Примерно на полпути он оглянулся. Шериф все еще наблюдал за ним.
Да у вас тут курятник, шериф, сказал он.
ВИНТОВКА БЫЛА У НЕГО С САМОГО ДЕТСТВА. Чтобы её купить он работал на старика Уэйли, устанавливая столбы для изгороди по восемь центов за столб. Рассказывал мне, что уволился с утра пораньше прямо посреди поля, в тот день, когда набрал достаточную сумму. Не помню, сколько он за нее отдал, но думаю, не меньше семиста столбов.
Я скажу одно. Он, Богом клянусь, умел стрелять. Попадал во всё, что видел. Однажды я видел, как он вышиб пулей паука из паутины на верхушке большого дуба, а мы были далеко от дерева, вот как отсюда до дороги.
Однажды его выгнали с ярмарки. Больше ему не разрешали стрелять.
Помню несколько лет назад, если уж зашел разговор о ярмарках, всё приезжал чувак, который стрелял голубей. Из винтовки или из ружья, не помню. У него, наверное, был целый грузовик голубей. Он ставил мальчишку с ящиком посреди поля, кричал, и мальчишка выпускал одного, а он вскидывал ружье и бац, разносил голубя в клочья. Уважаемые, уж он мог заставить перья летать. Мы никогда не видели такой стрельбы. Многие из нас, охотников на птиц, потеряли там свои деньги, пока мы не скумекали что к чему. Малой втыкал голубям в зад небольшие петарды. Они взлетали, почуяв свободу, поднимались в высь, и бах, у них лопались жопы. А он просто стрелял по перьям. Вы бы даже этого не поняли или я беру свои слова назад. Но кто-то просёк. Не помню, кто это был. Протянул руку и выхватил ружье из рук чувака, до того, как тот успел выстрелить, а голубь просто разлетелся. Его за это вымазали дегтем и обсыпали перьями.
Мне это напомнило карнавал, который однажды проводили в Ньюпорте. У одного парня была обезьяна или горилла, неважно, кто это был, здоровая. Почти как Джимми. Там было такое, что вы могли надеть боксерские перчатки и выйти с ней на ринг, и, если продержитесь три минуты, получите пятьдесят долларов.
Ну, эти чуваки, с которыми я был, привязались ко мне и всё тут. Со мной была девица, которая всё смотрела на меня, как корова на мясника. А эти чуваки всё подзуживают меня. Кажется, мы глотнули немного виски, не помню. В общем, смотрю я на обезьяну и думаю: Ну чёрт. Не такая уж она и здоровая. Не больше меня. А её держали на цепи. Помню, она сидела на табурете и ела кочан капусты. Я сразу сказал: дерьмо. Поднял руку свою набитую и сказал парню, что попробую разок.
Ну, они взяли меня в оборот, надели на меня перчатки и все такое, и этот парень, которому принадлежала обезьяна, он сказал мне, сказал: «Ты ее не бей слишком сильно, потому что если ты это сделаешь, ты её разозлишь и у тебя будут серьезные проблемы. Я подумал про себя: ха, хочет уберечь свою обезьяну от трёпки, вот что он пытается сделать. Надеется защитить свои инвестиции.
В общем, я вышел и влез в ринг. Чувствовал себя полным дураком, все мои приятели там кричали и ждали продолжения, и я посмотрел на эту девчонку, с которой я был, подмигнул ей, и в это время они вывели старую обезьяну. На ней был намордник, и она так доброжелательно посмотрела на меня. Ну, они назвали наши имена и все такое, я забыл, как звали обезьяну, и этот чувак позвонил в большой колокол, и я вышел и начал кружить вокруг обезьяны этой. Показал ей немного работы ногами. По ее виду было не сказать, что она что-то может сделать, поэтому я вытянул руку и ударил ее. Она так, беззлобно, на меня посмотрела. Что ж, я не придумал ничего лучше, как выпрямиться и ударить её снова. Ударил её прямо в голову. Когда я это сделал, её старая голова откинулась назад, а глаза стали добродушно-весёлыми, и я сказал: Ну-ну, очень мило. В мыслях я уже тратил пятьдесят долларов. Я поднырнул, чтобы ударить её снова, и в это самое время она прыгнула мне прямо на голову, засунула лапу мне в рот и стала отрывать мне челюсть. Я даже не мог позвать на помощь. Я думал, они никогда не снимут с меня эту тварь.
БАЛЛАРД осторожно пробирался по грязи между посетителей ярмарки. По дорожкам, посыпанным опилками, среди палаток, фонарей и конусов сахарной ваты, мимо разрисованных киосков с рядами призов, кукол и животных, свисающих с ниток. Стоящее на фоне неба колесо обозрения выглядело как аляповатый браслет, и маленькие, похожие на ястребов, козодои носились среди направленных вверх вспышек света с разинутыми клювами и зловещими криками.
Там, где в аквариуме покачивались целлулоидные золотые рыбки, он наклонился, держа в руках сачок, и стал наблюдать за другими рыболовами. Служащий вынимал рыбок из сачков, читал номера на их нижней стороне и либо отрицательно качал головой, либо тянулся за маленьким пупсом или гипсовой кошкой. Пока он был занят, пожилой человек рядом с Баллардом пытался одновременно направить двух рыб в свой сачок. Они не помещались, и от нетерпения старик подвел их к краю аквариума и взмахом сачка выплеснул рыбок и воду на стоящую рядом с ним женщину. Женщина посмотрела вниз. Рыбки лежали в траве. Ты, должно быть, чокнутый, сказала она. Или пьяный. Старик схватил свой сачок. Служащий повернулся к ним. В чем дело? — спросил он.
Я ничего не делал, — сказал старик.
Баллард вылавливал рыб и бросал их обратно, изучая цифры на призах. Женщина в мокром платье указала на него. Она сказала, что вон тот мужчина жульничает.
Ладно, приятель, сказал служащий, потянувшись за сачком. Получаешь одну за десять центов, три за четвертак.
У меня пока нет ни одной, — сказал Баллард.
Ты бросил обратно не меньше дюжины.
У меня нет ни одной, — сказал Баллард, держа свой сачок.
Ну так возьми одну и просто смотри на остальных.
Баллард пожал плечами и посмотрел на рыбу. Вытащил одну.
Служащий взял рыбу и посмотрел на нее. Выигрыша нет, сказал он, бросил рыбу обратно в аквариум и забрал сачок у Балларда.
Может, я еще не закончил играть, — сказал Баллард.
А может и закончил, ответил служащий.
Баллард бросил на него ледяной взгляд, плюнул в воду и повернулся, чтобы уйти. Дама, которую обрызгали, с лёгким испугом наблюдала за ним. Проходя мимо, Баллард процедил ей сквозь зубы. Ты старая озабоченная шлюха, не так ли? — сказал он.
Он перемешал десятицентовики на дне кармана. Его манили винтовочные выстрелы, приглушенные звуки, которые он различил среди криков зазывал и торговцев. Полная оживления будка с длинноногими мальчишками, скрючившимися у стойки. В глубине будки шатались и скрипели механические утки, трещали и плевались винтовки.
Подходите, подходите, проверьте свое мастерство и выиграйте приз, — зазывал владелец тира. Да, сэр, а вы?
Я пока смотрю, — сказал Баллард. Что у вас есть?
Владелец указал тростью на ряды плюшевых игрушек, рассаженных по возрастанию размера. Нижний ряд, сказал он…