Дитя человеческое
Шрифт:
И тут лес принял их в свои темные сильные объятия. Дорога сузилась, деревья сомкнулись над ними. Справа шла наполовину разрушенная каменная стена сухой кладки, выпавшие из нее камни валялись на дорожке. Тео включил первую передачу, стараясь держать машину ровнее. Примерно через милю Мириам наклонилась к нему и сказала:
– Мне кажется, нам лучше немного пройтись. Так будет легче для Джулиан.
Женщины вышли из машины и, осторожно переступая через камни, двинулись по дороге. Джулиан шла, опираясь на руку Мириам. В свете подфарников показался испуганный кролик: на мгновение окаменев, он тут же бросился бежать – мелькнул лишь его белый хвостик. Вдруг послышался громкий шум и треск ломаемых веток, и мимо них сквозь кусты промчалась, едва не задев капот
Время от времени женщины останавливались, и Джулиан, поддерживаемая Мириам, наклонялась. После третьего раза Мириам подала Тео знак остановиться.
– Думаю, теперь ей будет лучше в машине. Еще далеко?
– Мы огибаем открытое пространство. Довольно скоро должен быть поворот направо. После него еще примерно миля.
Подпрыгивая, машина двинулась дальше. Нужный поворот оказался перекрестком, и на минуту Тео застыл в нерешительности. Потом поехал направо, где дорога, еще более узкая, пошла под уклон. Конечно же, именно этот путь вел к озеру, а за ним должен стоять запомнившийся ему дровяной сарай.
Мириам выкрикнула:
– Вон там дом, направо!
Тео повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть его – темные очертания мелькнули в узком просвете среди кустов и деревьев. Дом стоял особняком на расположенном на склоне широком поле. Мириам сказала:
– Не годится. Слишком на виду. В поле не укроешься. Лучше проедем дальше.
Теперь они продвигались в самую глубь леса. Дорога казалась бесконечной. С каждым ярдом она становилась круче и сужалась, так что Тео слышал, как ветви скребутся и царапаются о машину. Над головой вставало солнце, словно белое размытое пятно, едва видимое сквозь переплетенные ветви самбука и боярышника. На какое-то мгновение ему показалось, что они беспомощно скатываются вниз по зеленому туннелю, который окончится непроходимой живой изгородью. Уж не подвела ли его память, не надо ли было свернуть налево? Но вдруг дорожка стала шире, и они оказались на поросшей травой полянке. Впереди тускло мерцало озеро.
Тео остановил машину всего в нескольких метрах от него и вышел, потом повернулся, помогая Мириам поднять с сиденья Джулиан. На один момент она прильнула к нему, глубоко дыша, потом отстранилась, улыбнулась и пошла к кромке воды, положив руку на плечо Мириам. Поверхность пруда – скорее, это был именно пруд – покрывал такой густой слой зеленых листьев и водорослей, словно он был продолжением полянки. Там, где этого зеленого дрожащего покрова не было, воду, вязкую, как патока, усеивали крошечные пузырьки, которые легко перемещались и срастались, разделялись, лопались и исчезали. Утренняя дымка рассеивалась, открывая путь первому свету дня, и в местах, свободных от водорослей, отражалось небо. Внизу, в коричневато-желтых глубинах, неподвластные этому внешнему блеску, плотным слоем колыхались стебли водяных растений, спутавшиеся палочки и прутики и сломанные ветки, покрытые коркой ила, словно остовы давно затонувших кораблей. На краю пруда отдельные пучки набрякшего от воды тростника лежали на воде плашмя, чуть поодаль неслась возбужденная маленькая черная лысуха, и одинокий лебедь величественно прокладывал себе грудью путь среди водорослей. Пруд был окружен деревьями, они росли почти у самого края воды – дуб, ясень и платан, – напоминая блестящий театральный задник в зеленых, желтых, золотых и красновато-коричневых тонах, которые в лучах рассвета, казалось, сохранили, несмотря на осенние оттенки, свежесть и яркость весны. Молодое деревце на дальнем берегу горело желтыми листьями, его тонкие ветви оставались невидимыми на фоне первых лучей солнца, и казалось, что в воздухе повисли нежные золотые шарики.
Джулиан бродила вдоль кромки пруда.
– Здесь вода почище и берег довольно прочный. Тут можно умыться, – сказала она.
Тео с Мириам присоединились к ней и, встав на колени, опустили руки в озеро и плеснули жаляще холодной водой на лицо и волосы. Они смеялись от удовольствия. Тео увидел, что взбаламутил воду до зеленовато-грязного цвета. Такую воду опасно пить даже после кипячения.
Когда они возвратились к машине, он произнес:
– Что нам делать с машиной? Избавиться от нее прямо сейчас? Она может дать нам хоть какое-то укрытие, но слишком бросается в глаза, к тому же у нас почти кончился бензин. Его хватит самое большее на две-три мили.
– Избавляйся, – ответила Мириам.
Тео посмотрел на чаек. Время приближалось к девяти. Можно послушать выпуск последних известий. Наверняка банальных, предсказуемых, неинтересных, но послушать их стоит – это будет своего рода прощальный жест перед тем, как они оставят машину и окончательно отрежут себя от всех новостей, кроме своих собственных. Он с удивлением подумал о том, что не вспоминал о радио, даже не потрудился включить его в пути. Тео вел машину в таком напряжении, что звук незнакомого голоса, даже звуки музыки показались бы невыносимыми. Теперь же он протянул руку в открытое окно и включил приемник. Они нетерпеливо слушали сводку погоды, информацию о состоянии дорог – тех, что были официально закрыты, или тех, что больше уже не будут ремонтироваться, – о маленьких внутренних проблемах сокращающегося мира.
Тео уже собирался выключить приемник, когда голос диктора изменился, став медленным и зловещим: «А сейчас – предупреждение. Группа диссидентов, один мужчина и две женщины, едут на угнанном голубом автомобиле «ситизен» в сторону границы Уэльса. Прошлой ночью мужчина, предположительно – Теодор Фэрон из Оксфорда, силой проник в дом на окраине Кингтона, связал хозяев и украл их машину. Хозяйка, миссис Дейзи Кокс, сегодня ранним утром была найдена мертвой на своей кровати. Упомянутый мужчина разыскивается по обвинению в убийстве. Он вооружен револьвером. Каждого, кто увидит машину или этих троих людей, просят не приближаться к ним, но немедленно позвонить в Государственную полицию безопасности. Регистрационный номер машины – МОА-694. Повторяю номер – МОА-694. Еще раз напоминаю: мужчина вооружен и опасен. Не приближайтесь».
Тео машинально выключил радио. Он чувствовал лишь, как гулко бьется сердце, как физически ощутимое болезненное страдание навалилось и объяло его подобно смертельному недугу. Ужас и отвращение к самому себе едва не поставили его на колени. «Если это моя вина, я не вынесу ее», – подумал он и услышал голос Мириам:
– Значит, Ролф добрался до Правителя. Они знают про Омега, знают, что нас осталось только трое. Утешает одно: они не знают, что скоро роды. Ролф не смог сообщить им точную дату. Он ее не знает. Он считает, что у Джулиан впереди еще месяц. Правитель никогда не обратился бы к людям за помощью, если бы знал, что они могут обнаружить новорожденного ребенка.
Тео вяло произнес:
– Меня это не утешит. Я убил ее.
Голос Мириам зазвучал твердо, неестественно громко, она почти кричала ему на ухо:
– Ты не убивал ее! Если ей суждено было умереть от потрясения, это случилось бы, в тот момент когда ты вошел с пистолетом. Ты не знаешь, почему она умерла. Наверняка это произошло по естественным причинам. Это могло произойти и без тебя. Она была старая, со слабым сердцем. Ты же говорил нам. Ты не виноват, Тео, ты этого не хотел.
«Нет, – чуть не застонал он, – нет, я этого не хотел. Я не хотел быть эгоистичным сыном, равнодушным отцом, плохим мужем. Когда же я хоть чего-нибудь хотел? Боже, скольких бед можно было бы избежать, не будь я таким эгоистом!»
Вслух он сказал:
– Самое ужасное – то, что я получал от этого удовольствие. Я на самом деле получал от этого удовольствие!
Мириам разгружала машину, взваливая на плечи одеяла.
– От того, что связал старика и его жену? Ты не мог этим наслаждаться. Ты сделал лишь то, что должен был сделать.
– Я не то хотел сказать. Я не испытывал радости от того, что связал их. Но я наслаждался собственной силой, сознанием того, что могу сделать это. И то, что им было страшно, меня не волновало.