Дитя четверга
Шрифт:
– Ради Бога, Дэвис. Подумаешь, несколько раз поцеловал и пощупал.
Дэвис поперхнулся, и лицо его залилось густой краской. Все засмеялись, а Спенсер, покровительственно положив руку на плечо Эллисон, сказал:
– Просто впредь пускай он больше такого не позволяет.
Дэвису все же удалось преодолеть свое смущение, и вечер получился веселым. Ели телятину с макаронами, пили вино и удивлялись новообретенной терпимости Эллисон к этому напитку.
– Спенсер научил меня, как растянуть два бокала на весь вечер.
– Больше чем уверена, что он научил тебя не только этому, – высказала предположение Энн.
Щеки у Эллисон зарделись. Спенсер поднес ее руку ко рту и поцеловал кончики пальцев.
– Она тоже очень многому меня научила.
Энн и Дэвис подписали контракт о покупке дома. Интуиция Эллисон не подвела – сестре дом понравился. Они посмеялись над агентом по продаже недвижимости, который удивлялся тому, как Энн носилась по комнатам, рассматривая все, словно видела это впервые.
– Я хочу покрасить ванную в персиковый цвет. Что ты думаешь по этому поводу, Эллисон?
– Думаю, будет очень красиво. – Спенсер в этот момент под столом сжимал ее колено.
– Ты только представь, дорогая, – проговорила Энн, положив голову на плечо Дэвису, – совсем скоро мы будем там жить.
Эллисон присоединилась к тайной любовной игре, которая происходила под красно-белой скатертью. Она положила салфетку на колени Спенсера, расправила несуществующие складки и похлопала по бедру.
– Трудно поверить, что до свадьбы всего четыре недели.
Внезапно Спенсер вскочил, стукнувшись при этом о стол:
– Не могу поверить, что уже за полночь, а я еще не отправил Эллисон спать.
Спокойной вам ночи!
Парочка заторопилась к выходу, оставив в некотором недоумении Энн и Дэвиса.
Они провели две ночи в квартире Эллисон. Она не приглашала Спенсера остаться. Это как бы подразумевалось само собой.
В воскресенье сестры в сопровождении Дэвиса и Спенсера посетили церковь, где были и супруги Лемон. После службы мистер Лемон пригласил всех на поздний завтрак. Радушие родителей по отношению к Спенсеру несколько смутило Эллисон.
– Можно подумать, что они пытаются выдать замуж сорокалетнюю старую деву, – пожаловалась она Спенсеру, когда они шли к машине. – Мне кажется, если бы ты сделал хотя бы шаг, который можно было расценить как попытку к бегству, отец связал бы тебя.
– Единственный шаг, который мне хочется сделать, я сейчас делаю.
Он привлек ее к себе и поцеловал настолько горячо, что у нее все всколыхнулось. Остаток дня они занимались любовью и спали, после чего снова занимались любовью.
Гроза разразилась после заката солнца. Эллисон возвращалась в спальню, прихватив из кухни еду и питье. Вначале она удивилась, чего ради дорожный чемодан оказался на кровати. И вдруг до нее дошло. Поднос в руках задрожал, она едва сумела поставить его на тумбочку возле кровати.
Спенсер аккуратно сворачивал свою одежду и укладывал в чемодан.
– Куда ты собираешься? – задала Эллисон явно дурацкий вопрос. Какое имеет значение, куда он едет? Главное, он уезжает от нее. Раньше она думала, что будет рада его отъезду, потому что потом ей уже не надо будет с ужасом ждать этого момента. Но сейчас Эллисон показалось, что она может умереть от душевной боли.
– Мне нужно вернуться сегодня в Хилтон-Хед.
– Ясно.
Он положил в чемодан рубашку, поднял голову и посмотрел на нее.
– Ничего тебе не ясно. Это было сказано мягко и ласково. Положив руки ей на плечи. Спенсер заставил Эллисон опуститься на кровать. Сам он встал перед ней на колени. Забрав ее руки в свои, начал их разглядывать и гладить.
У нее возникло желание отдернуть руки. К чему сейчас эти нежности? Или он думает, что так ей будет не столь больно?
– Эллисон, у меня есть очень важное дело, которое требует моего присутствия. Ты ведь видела кипу писем. Мне нужно вернуться в Хилтон-Хед, позаботиться об «Обманщице», а завтра вылететь в Нью-Йорк.
Нет, она не станет рыдать в три ручья. Если он ждет именно этого, его постигнет разочарование. Пусть ее разразит гром, но она не станет унижаться. Он помог ей обрести уверенность в себе. Она не намерена возвращаться к тому, что было. Жизнь ее куда как хороша!
– Ты не обязан давать мне какие-либо объяснения. Спенсер.
Он уловил сарказм в ее голосе и, несколько раздражаясь, сказал:
– Обязан. Неужели ты думаешь, что я уйду, ничего тебе не объяснив?
Эллисон с вызовом взглянула на него:
– Этого я не знаю.
– Проклятие! – воскликнул Спенсер, поднимаясь с колен. Он запустил пятерню в волосы и сделал несколько шагов вдоль кровати. Мужчинам не нравятся подобные сцены. Они предпочитают ясность, ненавидят слезы, обвинения и упреки. – Ну зачем ты все усложняешь?
– Нисколько! – спрыгивая с кровати, возразила Эллисон. – Тебе нужно ехать, стало быть, поезжай.
– Да, мне нужно! Но не хочется! Я не желаю, чтобы это стало преградой между нами.
– Никакой преграды. Ты уже выполнил условия договора.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты принял участие в процессе оплодотворения. Благодарю тебя за добросовестность и старательность.
Спенсер процедил сквозь зубы слова, которые она видела начертанными лишь на стенах общественных туалетов, но никогда не произносила сама.
– И это все, что означает для тебя последняя неделя?
«Нет, нет», – кричало ее сердце. Разве не видит он, что она готова разреветься? Разве не знает, что меньше всего она думала о том, чтобы забеременеть и что каждый их любовный акт был актом любви? Или у него было так много женщин и он провел с ними столько не менее идиллических недель, что не в состоянии этого понять?