Дитя четверга
Шрифт:
– Ты прекрасно знаешь, зачем я отправилась с тобой в Хилтон-Хед. – Эллисон произнесла это очень тихо, ибо у нее комок в горле застрял.
Спенсер пробормотал еще серию не менее крепких ругательств, затем повернулся к чемодану. С громким щелчком он захлопнул его. Этот щелчок, напоминающий выстрел, как бы символизировал бесповоротность и окончательность происходящего.
– Некоторое время мы не сможем видеться. Я уезжаю в Нью-Йорк, затем, вероятно, в Турцию.
В Турцию? Господи! Так далеко! Совсем другой мир… Неужели они в самом деле расстаются?
Спенсер пошел к двери, но остановился и посмотрел на Эллисон. По всей видимости, он много что хотел сказать. Однако лишь коротко промолвил:
– До свидания, Эллисон.
– До свидания. – «Моя любовь», – добавила она про себя, когда дверь за ним захлопнулась.
В глазах доктора Хайдена засветились удивление и восторг при виде произошедших в Эллисон перемен. Стоило ей появиться в дверях лаборатории, как он воскликнул:
– Ну и ну, вы только посмотрите на нее! Никак новое платье?
– Да, – лаконично ответила Эллисон, направляясь к своему рабочему месту. Ей надо привыкнуть к этому. Всем будет любопытно, что случилось с ее едва наклюнувшейся любовью.
– А как чувствует себя мистер Рафт после недельного отдыха? – спросил доктор Хайден, раскачиваясь на пятках и лукаво подмигивая.
– В последний раз, когда я его видела, он чувствовал себя великолепно, – с безразличным видом ответила Эллисон. Энтузиазм Хайдена пропал настолько внезапно, что при других обстоятельствах Эллисон рассмеялась бы. – Он уехал в неизвестном направлении. Скорее всего я не увижу его снова.
– Но я думал…
– Что? Что мы увлечены друг другом? Слава Богу, нет, – небрежно сказала она. – Это была всего лишь шутка… А как поживает Распутин? Он скучал по мне? – переменила тему разговора Эллисон. Доктор Хайден отошел, в замешательстве покачивая головой.
Еще труднее было успокоить Энн, которая позвонила сразу, как только Эллисон пришла с работы домой.
– Дэвис сказал, что Спенсер звонил ему вчера вечером, когда уезжал из города.
– Правда? – холодно спросила Эллисон.
– Ради Бога, Эллисон, что такое происходит?
– Ничего особенного. Спенсер должен был уехать. Ты же знаешь, он странствует по всему свету. Надеюсь, ты не думала, что он задержится здесь надолго.
– Но Спенсер… но ты… я думала…
Мы оба с Дэвисом думали, что вы оба…
– Это не так. Ничто не вечно. Просто обычная мимолетная встреча… Энн, мне надо бежать. У меня выкипает чайник.
Несколько недель она искусно уклонялась от разговоров о Спенсере, игнорировала настойчивые взгляды и наводящие вопросы. Но думать о нем не переставала. Он словно преследовал ее днем и посещал ночами. Эллисон тосковала по его ласкам, но главное, ей хотелось снова стать той женщиной, какой она была с ним, – веселой, остроумной, красноречивой, красивой. Шекспир был не прав. Вовсе это не лучше – быть любимой, а потом потерять любовь. Только сейчас Эллисон поняла, что именно она потеряла. При мысли о том, что Спенсер
Она злилась на него за то, что он уехал, и за то, что так тоскует о нем. Где он сейчас? Все ли у него благополучно? Не грозит ли ему какая-нибудь опасность? И какие дела могут быть у него в Турции? В Турции! О Господи!
Подошла неделя, когда у нее должны были начаться месячные. Но неделя прошла – и ничего. Она боялась надеяться. Существовало множество причин, почему могла произойти задержка. Например, эмоциональный стресс. Однако миновала еще неделя, за ней следующая.
В последнюю пятницу перед свадьбой Энн, после того как все ушли из лаборатории, Эллисон прошла тест на беременность.
Результаты оказались однозначно положительными.
Лишь после этого Эллисон расплакалась. До этого она не пролила ни слезинки ни по Спенсеру, ни по разбитой любви. Сейчас же горько прорыдала целый час.
Слезы принесли облегчение. Когда наконец Эллисон подняла голову и вытерла глаза, то почувствовала неведомое ранее умиротворение.
Она все сделала правильно! У нее будет малыш – славный, умный, красивый. Ее малыш. И она даст ему ту любовь, которую дарил ей Спенсер в течение одной недели. А ей этой любви хватит на всю жизнь.
Собираясь в церковь, она споткнулась о пластиковый мешок, в котором находилось платье подружки невесты. Эллисон основательно опаздывала, и Энн убьет ее за это. К счастью, никто из гостей пока что не приехал. Она не услышала звонка будильника, и у нее не оставалось времени на ванну и маникюр. Ноготь на правом большом пальце ободран, но кто на это обратит внимание?
В фойе полумрак, и понадобилось какое-то время, чтобы глаза привыкли. После этого она двинулась по безлюдному коридору на поиски комнаты невесты.
Распахнулась входная дверь сбоку, и Эллисон увидела в проеме силуэт мужчины.
– Простите, мисс, я ищу…
Они резко остановились и уставились друг на друга. Эллисон не знала, будет он на свадьбе или нет. На вчерашней генеральной репетиции его не было, даже имя не произносилось, словно он покойник.
В одной руке Спенсер нес чемодан, другой придерживал перекинутый через плечо смокинг. Он выглядел растрепанным и усталым и явно торопился. Его джинсы и кроссовки не вписывались в строгий церковный антураж. На лбу громоздились солнцезащитные очки.
Однако для женщины, которая не отрывала от него глаз, он казался самым красивым мужчиной на всем белом свете.
Внезапно Эллисон осознала, что сама она выглядит безобразно. Дома она накрутила волосы на электробигуди, и они торчали наподобие усов антенны. Не успев наложить макияж, спрятала лицо за очками. На ней были джинсы, которые она носила со школьных лет, и тенниска, выкраденная ею из ящика, который мать собиралась передать бедным.
– Привет, Эллисон.
– Привет, – ответила она, досадуя на себя за то, что голос ее прозвучал столь неуверенно.