Дитя дьявола
Шрифт:
Избранник Джулианы ростом был чуть ниже его светлости. Все на нем сидело безупречно: от скромного парика до черных туфель на низком каблуке. Одет он был по моде, но неброско. Галстук мистера Комина украшал черный солитер. Этот джентльмен обходился без таких обязательных дополнений к мужскому костюму, как монокль и часы в кармашке; но в руке он держал серебряную табакерку, а на пальце у него красовался перстень с камеей.
Маркиз оглядел в монокль приближающуюся фигуру.
— Боже! — сказал он. — Что с тобой такое, Джу, уж не больна ли ты?
Мисс Марлинг оставила без внимания саркастический вопрос
— Фредерик, я все рассказала его светлости! — несколько театрально промолвила она. — Кстати, это мой кузен. Не сомневаюсь, что вам известно его имя. У Видала на редкость злобный нрав, больше всего на свете он обожает драться на дуэлях. Видал, а это Фредерик.
Маркиз неспешно поднялся.
— Слишком много слов, Джулиана, — протянул он. В его темных глазах затаилась угроза, но это ничуть не смутило мисс Марлинг. Видал обменялся поклоном с мистером Комином. — К вашим услугам, сэр.
Мистер Комин отчаянно покраснел и сдержанно сказал, что весьма польщен.
— Видал собирается написать о тебе моей французской тетушке, — прощебетала мисс Марлинг. — По правде говоря, тетя Элизабет единственная в нашей семье, кого Видал нисколько не шокирует. Не считая меня, конечно. — Маркиз снова воззрился на кузину. Хорошо знакомая с этим грозным взглядом, мисс Марлинг капитулировала. — Так ты напишешь, милый Доминик?
Мистер Комин откашлялся и осмелился вмешаться в беседу. Голос у него оказался удивительно звонким.
— Думаю, милорда Видала интересуют мои рекомендации. Ваша светлость, я вполне сознаю, что выгляжу обычным авантюристом, но смею вас уверить: это не так. Моя семья хорошо известна в Западной Англии, и при необходимости милорд Карлайл может поручиться за меня.
— О Господи, сэр! Я ведь не приставлен к этой особе в роли добродетельной дуэньи! — буркнул его светлость. — С подобной ерундой вам лучше обратиться к ее братцу, Джону.
Мистер Комин и мисс Марлинг обменялись грустными взглядами.
— Мистер Марлинг и леди Фанни прекрасно осведомлены обо мне и моем происхождении, но… я не льщу себя напрасной надеждой, что они благосклонно отнесутся к моей скромной особе.
— И правильно делаете, — похвалил маркиз. — Вам ничего не остается, как бежать, прихватив мою кузину.
Мистер Комин казался ошеломленным.
— Бежать, милорд! — испуганно воскликнул он.
— Либо отказаться от моей кузины. — Его светлость был категоричен.
— Милорд, — голос мистера Комина был серьезен. — Поверьте, отправляясь в Париж, я не имею намерений нарушать приличия. Мой отец всегда считал, что мне необходимо посетить Францию. Мисс Марлинг тоже едет туда, но несколько раньше.
— Да, — задумчиво пробормотала Джулиана, — но я вовсе не уверена, что нам не следует прислушаться к совету моего кузена, Фредерик. Отдаю должное, Видал, иногда твою аристократическую голову посещают на удивление умные мысли! Странно, что я сама не подумала о побеге.
В открытом взгляде мистера Комина чувствовалась непреклонность.
— Джулиана! Неужели вы и в самом деле полагаете, что я способен вас тайно похитить? Его светлость шутит.
— Вовсе маркиз и не шутит. Видал откровенно признался, как бы сам поступил на вашем месте. От честного и достойного поведения проку не будет, так что нам в конечном счете, возможно, и в самом деле придется бежать. Если только… — Она замолчала и с некоторым сомнением взглянула на его светлость. — Как ты думаешь, Доминик, нельзя ли уговорить дядю Джастина замолвить за нас словечко перед мамой?
Ответ его светлости последовал незамедлительно.
— Не говори глупостей, Джу.
Мисс Марлинг печально вздохнула.
— Ты прав, Доминик, боюсь, дядюшка Джастин не согласится. Очень жаль, ведь мама всегда прислушивалась к мнению твоего отца. — Тут Джулиана углядела в другом конце зала приземистую, исполненную достоинства фигуру. — Это Джон! Фредерик, вам лучше уйти. Джон не должен видеть, как вы беседуете с моим кузеном.
Она дождалась, пока мистер Комин церемонно раскланяется, и лишь потом повернулась в маркизу.
— Он такой очаровательный, правда, Видал?
Милорд хмуро глянул на кузину.
— Джулиана, я правильно понял: ты предпочитаешь в роли мужа мистера Комина, а не меня?
— Без всякого сомнения, — заверила его мисс Марлинг.
— Девочка моя, у тебя на редкость дурной вкус, — бесстрастно заявил Видал.
— Вот как, дорогой кузен! А могу я полюбопытствовать, неужто тебе больше по нраву та белобрысая корова, с которой я видела тебя в Воксхолле?
— Ошибаешься, моя милая Джу. Я не собираюсь жениться ни на тебе, ни на ком-либо еще. К тому же я не понимаю, какую именно белобрысую корову ты имеешь в виду.
Мисс Марлинг насмешливо фыркнула и присела в почтительном реверансе.
— Я не имею ничего общего с вашей компанией, милый кузен, а потому не могу сообщить вам имя этой жеманной куклы.
Маркиз учтиво поклонился.
— Зато я живу, а не прозябаю, милая Джулиана.
— Ты бесстыдный и дерзкий тип, Доминик! — вспылила мисс Марлинг и удалилась.
Глава II
Герцогиня Эйвон сидела в залитой солнцем гостиной и внимательно слушала свою золовку леди Фанни Марлинг. Леди Фанни явилась с утренним визитом, чтобы за чашкой шоколада и сахарным печеньем обсудить дела на предстоящую неделю.
При безжалостном свете дня леди Фанни выглядела не столь впечатляюще, как вечером; герцогиня же, хотя ей уже перевалило за сорок, умудрилась сохранить на щеках девичий румянец и не испытывала необходимости прятаться от солнечных лучей. Леди Фанни, старательно выбрав стул так, чтобы оказаться спиной к окну, не могла не испытывать естественной обиды на судьбу. В самом деле, Леони мало чем отличалась от того сорванца в юбке, которого герцог Эйвон привез в Англию двадцать четыре года назад. Фигура герцогини поражала стройностью, ее золотисто-рыжих свободно распущенных волос еще не коснулась седина. Ее глаза, эти огромные темно-синие озера, очаровавшие герцога, светились все так же ярко. Двадцать четыре года замужества придали Леони достоинства и чисто женской мудрости, которой ей так недоставало в молодости. Но ни обязанности жены и матери, ни громкий титул, ни высокое общественное положение не смогли уничтожить в ней парижского сорванца-гамэна. Леди Фанни считала Леони слишком порывистой, но поскольку в глубине души искренне любила свою невестку, то признавала, что пылкость лишь придает герцогине очарования.