Дитя эльфа
Шрифт:
Эта сила была моей; этой силой была я. Она была прекрасной и доброй, такой, какой бы я никогда не сумела стать.
Легкая вибрация пола едва передалась мне, когда я начала поднимать чашу с кристаллами в воздух. Более тонкий, легкий, периодичный звук… я отвлеклась. Дерьмо, это же шаги!
Я подпрыгнула, засунула алтарь под стол и спихнула серебряные чаши и свечу с дороги. Надеясь, что я не подпалила коврик, я запрыгнула в кровать. Я как раз поднимала одеяла, когда дверь моей комнаты открылась.
– Морган? – прошептала мама, заглядывая
Сплю, я сплю, подумала я, чувствуя, как мои веки тяжелеют. Мама мягко закрыла дверь, и я услышала, как она спускается в прихожую. Я подождала, пока услышала, как закрывается дверь ее комнаты, тогда осторожно вылезла с кровати и попыталась бесшумно прибраться. Это было так глупо. Я была такой дурой, что даже забыла наложить граничное заклинание, которое предупредило бы меня, если бы вернулись родители. Я не выбросила сенсоры, ни на что не обращала внимание.
Осторожно я засунула алтарь назад в гардероб. Я сняла мантию, собрала все чаши и предметы и спрятала их рядом с алтарем. Завтра я положу их туда, где обычно прячу: за вентиляционной трубой в прихожей. Просто хочется делать любую магию, на которую ты способен, не думая о последствиях. Так ведут себя Вудбейны. Я стерла круг, как только могла, зная, что закончу все завтра. Я почистила зубы и надела пижаму. Потом я запрыгнула в кровать и накрылась одеялом. Все мое горе вернулось и стало еще больше. Я пропустила сегодняшний круг. Я была дочерью Кьярана. У меня не было Хантера. Если все было так плохо, когда мне только семнадцать, что же будет, когда мне стукнет тридцать?
Глава 2
Одна
Брат Колин, я не буду увиливать перед тобой, ты моя кровь и плоть равно, как и слуга Божий. Я только начал работу здесь, и должен быть доволен, если до конца своих дней смогу убедить жителей Барра-Хед. Но было неожиданностью увидеть, как население сопротивляется Слову Божьему. Здесь есть горстка набожных душ, конечно, но везде распространена старая религия. Куда бы я не посмотрел, я вижу древние сигилы: они вырезаны на камнях, нарисованны на грубом дерне и на каменных домах, даже сады посажены каким-то языческим узором. Уверен, Господь послал меня сюда, чтобы спасти этих людей, как они называют себя, Вудбейнов.
Брат Синестус Тор своему брату Колину, ноябрь 1767 г.
Часом позже я лежала в кровати, наблюдая взаимодействие теней на моих недавно покрашенных стенах. Я думала, что была истощена, но сон не приходил. И я позволила своим сенсорам расплестись по дому. Мери-Кей, отделенная от меня ванной, глубоко спала. Она пришла домой сразу же после родителей, сильно взволнованная перспективой пожить 11 дней в доме ее подруги Джесси: непрерывный девичник. Три ее чемодана уже были собраны и стояли у выхода.
Родители тоже спали: мама легко, судорожно, папа более глубоко. Они переживали о поездке, о том, что уезжают от нас.
Я перевернулась на бок. Вечером я заставила предметы летать. Это было удивительно и немного пугающе. Если бы я не была такой смятенной, это было бы радостно и прекрасно. Ну, такой и была Викка: одновременно светлой и темной, как части одного целого. День, превращающийся в ночь. Красота и уродство, добро и зло. Роза и шипы.
Морган. Голос эхом раздался в моей голове, и я моргнула, посылая сенсоры дальше. О Боже, Хантер был как раз за входной дверью. Было 1.30 ночи. У меня возникло две мысли: Я не могу встретиться с ним. И: Надеюсь, он не разбудил родителей.
Морган. Я закусила губу и встала с кровати, зная, что выбора не было. Несмотря на мое несчастье, мое предательское сердце пропустило удар в ожидании того, что я увижу Хантера. Очень тихо я вставила ноги в тапочки в форме когтей медведя и поспешила вниз так бесшумно, как только могла.
Он стоял там, его красивые волосы вспыхивали под зимним лунным светом. Его лицо было в тени, но я видела твердую линию его челюсти, словно вылепленный изгиб его скулы. Прошло всего несколько дней, но я скучала по нему почти с физической болью.
– Привет, – сказала я, не смотря на него. Я была не расчесанная, а лицо утомленным и изнеможенным.
– Ты пропустила круг, – ровно сказал он, наклоняя голову, чтобы увидеть меня. В холодном январском воздухе эти слова, казалось, вылетели, как дыханье дракона. – Почему?
Опытные ведьмы могут врать и обманывать друг друга довольно успешно. Но если бы я лгала Хантеру, он знал бы об этом.
– Я не хотела видеть тебя, – я пыталась звучать сильной, но я уверенна, что язык моего тела кричал от муки.
– Почему? – его выражение не изменилось, но я могла почувствовать боль и злость, которую я вызвала у него. – Неужели теперь я вызываю у тебя отвращение?
Я покачала головой.
– Конечно, нет, – ответила я. – Простоя хотела подольше побыть одна, после того, как мы расстались.
– Обязательство соблюдать поворот колеса является частью Викки, – сказал Хантер. – Недельный круг насколько же важен, как и твоя личная жизнь.
Посчитай до десяти перед тем, как начать говорить, напомнила я себе. Он сказал это так, как будто я пропустила круг из-за того, что у меня был прыщ.
Но он же видел, какой расстроенной, шокированной и взволнованной была я после того, что случилось в Нью-Йорке. После того, как я узнала, что моим отцом был не мягкий Ангус Брэмсон, человек, любивший мою мать, который жил с ней несколько лет, а Кьяран МакЭван, злая и разрушающая всё ведьма, кто, в конечном счете, убил ее. Хантер сам видел, каким безжалостным был Кьяран, чистым Вудбейном, посвятивший себя приобретению силу за любую цену. С таким отцом, разве был у меня шанс стать хорошей? Я сама была чистой Вудбейн. Был ли это всего лишь вопрос времени, когда темная магия соблазнит меня? И как я смогу выдержать увидеть лицо Хантера, если и когда я стану плохой? Его ужас и разочарование?