Дитя каприза

Таннер Дженет

Неожиданно Салли осушила свой стакан и резко вышла из задумчивости.

– О чем говорил твой отец, когда с ним случился приступ? – спросила она спокойно и твердо.

Гарриет отвела глаза. Ей не хотелось повторять мучительные и бессвязные самообвинения Хьюго.

– Это были просто какие-то обрывки мыслей. Я не могла связать концы с концами. Но мне показалось, что он считает себя виновным в гибели мамы.

– Я так и знала, – кивнула Салли. – Но, конечно, он ни в чем не виноват. Он был чудесным мужем – щедрым, любящим. Он дал ей все, что она хотела, и был готов простить ей все на свете… почти все. – Она умолкла, взгляд ее стал отрешенным, а мгновение

спустя, когда она снова заговорила, голос был таким тихим, что Гарриет пришлось напрягать слух, чтобы расслышать слова. – В этом-то и беда. Я думаю… да, я думаю, что он и сейчас простил бы ее. Несмотря на все, что она натворила и на боль, которую ему причинила. Даже, прости меня, Боже, такую, какой она стала… я думаю, что он принял бы ее назад, и я бы этого не вынесла. Нет, это не для меня – я его слишком люблю – и не для него. Какая жизнь ждала бы его? Да и каждого из нас?

Гарриет наклонилась вперед, крепко держа стакан обеими руками, которые вдруг задрожали.

Она не знала, как начать разговор с Салли, но та вдруг сама заговорила. Похоже, что только что пережитый поединок Хьюго со смертью прорвал плотину двадцатилетнего молчания, и теперь уже ничто не могло остановить поток слов. Но мучительные отрывки фраз не складывались в единое целое.

– Салли, скажи, я тебя правильно поняла? – спросила Гарриет. – Мама не погибла, и Грег Мартин тоже остался в живых?

Лицо Салли исказила болезненная гримаса. Потом она едва заметно кивнула. Сердце Гарриет билось так сильно, что она с трудом дышала.

– Ты имеешь в виду… она жива?

– Нет… нет. Теперь она умерла.

– Но во время взрыва она не погибла?

– Нет.

– И ты об этом знала – ты знала все эти годы? Боже мой, а папа тоже знал?

– Нет. – Салли энергично затрясла головой. Она чуть не плакала. – Он об этом не знает, Гарриет, и не должен знать. Я очень боялась, что он узнает, когда вдруг объявился живой Грег Мартин и в этом деле принялись копаться детективы. Теперь все выплывет наружу, не так ли? О Господи, он меня просто возненавидит…

– Почему, Салли? – продолжала расспрашивать Гарриет, хотя отдельные кусочки головоломки уже начали складываться в картину, которую ей едва ли хотелось себе представить. – Почему он возненавидит тебя?

– Потому что я знала, что она жива, и не сказала ему об этом. Я позволила ему думать, что она погибла… Я это от него скрыла, Гарриет. Обманывала себя, убеждала, что так будет лучше, что я спасаю его – и тебя – от боли. Но всему причиной был мой эгоизм. Я всегда считала, что эгоисткой была Пола, но в конце концов оказалось, что я не лучше ее, а может быть, даже хуже. Она, по крайней мере, не скрывала своего эгоизма, тогда как я… я была трусливой и скрытной. Я всех вас обманывала, Гарриет, да простит меня Господь!

Она подняла стакан с бренди, увидела, что он пуст и тряхнула головой, подавив рыдание. Гарриет подошла к бару, взяла бутылку и наполнила стаканы – себе и Салли. Ей необходимо выпить – и, если Гарриет не ошибается, потребуется еще и еще, пока она не закончит свой рассказ. Салли сидела на самом краешке одного из старинных кресел, Гарриет притащила для себя пуфик с другого конца комнаты. Она немного дрожала, но ощущала странное спокойствие, будто находилась в центре тропического циклона.

– По-моему, Салли, тебе лучше рассказать мне всю правду.

Теперь лицо Салли было почти спокойно, словно самое худшее было уже позади. После многих лет молчания лед тронулся – теперь она могла все объяснить и надеяться, что Гарриет ее поймет. Но что бы она ни совершила,

она почувствовала облегчение от того, что поделилась тайной, которую хранила в одиночку в течение стольких лет. Не надо больше лгать, не надо обманывать, по крайней мере, Гарриет будет теперь знать, какая она в действительности.

– С чего мне начать? – спросила она.

– С самого начала.

– Хорошо, – согласилась Салли. Да, ночь предстояла долгая.

* * *

Я прилетела в Нью-Йорк, как только узнала о случившемся. Мне позвонил твой отец. Он был в ужасном состоянии. Сначала он просто сказал, что произошел несчастный случай, когда Пола отдыхала на яхте вместе с Грегом, но я почувствовала, что он не в себе. Я побросала в чемодан кое-что для себя и Марка и заказала билет на ближайший рейс. Нетрудно догадаться, что я сама была в состоянии шока и думала лишь о том, чтобы как можно скорее очутиться рядом с Хьюго – и с тобой. Важнее всего была семейная солидарность – нам надо было держаться вместе. Потом, когда я уже была здесь, Хьюго рассказал мне о случившемся. У Полы была любовная связь с Грегом – она сама сказала ему об этом в последний вечер перед отъездом. Естественно, отец пришел в бешенство. Он тут же вышвырнул ее из дома и сказал, чтобы она никогда больше не показывалась ему на глаза. Она улетела с Грегом в Италию и на следующий же день отплыла с ним на яхте. Свидетелями их отъезда было множество людей. К тому времени я уже, конечно, кое-что знала. Об аварии писали все газеты, и тогда мне казалось, что на этом вся история и закончилась. Хьюго был страшно удручен, во всем винил себя, хотя это было просто нелепо, и я согласилась остаться на некоторое время в Нью-Йорке, чтобы утешить его и присмотреть за тобой. – Салли замолчала, поглядывая на Гарриет. – Поначалу, честное слово, этим все и ограничивалось. Но потом все стало сложнее, потому что я влюбилась.

– В папу? – тихо спросила Гарриет. Салли кивнула.

– Да. Я всегда находила его привлекательным и думала, что Пола была дурой, когда не ценила его. Но общее горе очень сблизило нас. Он изумительный человек, Гарриет, – да ты и сама не хуже меня знаешь, – и он был убит горем. Он потянулся ко мне то ли потому, что я чуть-чуть напоминала ему Полу, то ли потому, что я просто была рядом, а может быть, уже тогда в этом было нечто большее – не знаю. Отношения наши развивались, пожалуй, слишком быстро, но они развивались, и неожиданно впервые в жизни я испытала не просто лихорадочную влюбленность, но и чувство защищенности.

Она замолчала, вспомнив, с каким изумлением впервые поняла, что Хьюго отвечает на ее любовь. Всю свою жизнь она считала себя не способной вызвать любовь, не заслуживающей любви. А теперь вдруг рядом с ней оказался тот человек, которому она нужна. Сколько времени потребовалось ей, чтобы понять это, она не знала. А когда это случилось, растерялась.

Однажды поздно вечером, вспоминала она, когда детей уже уложили спать, они с Хьюго сидели в саду, и Хьюго вдруг закрыл лицо руками, охваченный горем.

– Что я сделал не так? – спросил он, а она подошла к нему и обняла за плечи.

– Ты все делал как надо. Поверь мне, это не твоя вина, – сказала она, утешая его. – Пола наделала глупостей. Она всегда была такой – так уж она была устроена.

– Но она была больна, Салли. Я это знал и должен был ей помочь.

– Хьюго, не терзай себя. Я уверена, что ты сделал все, что мог.

– Я старался сделать как лучше. Я думал, что заставлю ее полюбить себя, но не смог. Это моя самая большая ошибка.