Дитя льдов
Шрифт:
Когда дверь за гостями закрылась, Джо с улыбкой взглянула на Ив.
И оцепенела, увидев выражение лица медсестры.
— Джо, давно у Сэма эти синяки? — спросила Ив.
Шел март 1848 года. Почти два года миновало с тех пор, как корабли экспедиции покинули остров Бичи. Никто теперь не назвал бы их гордостью военно-морского флота Ее Величества. Они давно не рассекали волны, не бороздили морские просторы. Их такелаж больше не звенел на ветру, потому что паруса убрали больше года назад и с тех пор ни разу не ставили. Они превратились в лед, стали частью безжизненного ландшафта.
В этом году Гасу исполнялось пятнадцать. Он вырос из своей одежды. Сейчас он носил штаны, перешитые для него одним из матросов. Они были ему длинны и широки, и он в них смотрелся нелепо. Но Гас не жаловался. Главное, что штаны теплые. И на том спасибо.
К штанам Гас претензий не имел, а вот куртка его не устраивала. Казалось, руки у него непропорционально длинные. Пальцы растолстели и стали приплюснутыми, коленки распухли и болели, ступни вывернулись наружу. Порой он ничего не чувствовал, когда касался предметов.
Были у него и другие болячки. В экспедиции вообще не осталось здоровых людей. У некоторых матросов появились первые симптомы цинги — подкожные кровоизлияния, шатающиеся зубы. Тем, у кого появлялись признаки этой болезни, врачи прописывали лимонный сок.
Кое-кого из моряков беспокоили не столько физические недуги, сколько темнота и холод. Несколько человек тронулись умом, не сумев смириться с мыслью, что им придется провести в Арктике еще одну зиму. Двое сбежали с «Террора» в завывавшую пургу. Невероятно, думал Гас. Это же сущее самоубийство. Они не пройдут и нескольких сотен шагов.
Беглецов нашли два дня спустя в восьмистах метрах от корабля. Их тела промерзли насквозь. Моряки похоронили их там же, где нашли.
С тех пор имен этих двоих никто не упоминал.
В мае минувшего года сэр Джон лично направил поисковую группу на Землю Кинг-Вильям. Ее возглавили лейтенант Гор и мистер Де Вё. Поисковая группа должна была пройти километров тридцать на юг, чтобы найти проливы, которые могли бы вывести корабли из западни.
Поисковая группа — лейтенант Гор, мистер Де Вё и шесть матросов с «Эребуса» — тронулась в путь 24 мая 1847 года. С собой у группы было двое саней, груженных брезентовыми палатками, шестами, спальными мешками, продовольствием, канистрами со спиртом, ромом, кухонной утварью, топорами, ружьями, порохом и дробью. И консервами Голднера.
Не прошло и десяти минут, а экипаж «Террора» уже стал свидетелем того, как члены поисковой группы преодолевают первое из множества препятствий, ожидавших их на пути. Оступаясь и то и дело соскальзывая вниз, они медленно взбирались на ледяную стену — миновал час, прежде чем люди скрылись за ней.
— Они будут проходить не больше трех километров в день, — сказал кто-то. — Это если повезет.
Гас прикинул, что поисковая группа вернется не раньше чем через двадцать дней. Может, через месяц.
А через месяц будет конец июня. Тогда уж наверняка начнет трескаться лед. Эта мысль неотступно преследовала Гаса, гремела в голове, как хвалебный гимн.
Восьмого июня — поисковая группа Гора уже полмесяца находилась в пути — с «Эребуса» сообщили, что Франклину нездоровится. Эта весть не вызвала особого беспокойства, потому что после апоплексического удара Франклин редко появлялся на палубе. Если бы Гас и другие члены экипажа видели, что на самом деле происходит в каюте Франклина, они отнеслись бы к известию о нездоровье капитана по-другому.
Седьмого июня капитан поужинал как обычно. Ему подали суп, мясо с овощами, изюм и немного сыра. Франклин все это съел, выпил бокал шотландского эля и лег спать.
Рано утром он вызвал врачей — Стивена Стэнли и Гарри Гудсэра — и пожаловался на боли в животе. Те прописали ему горькую кизиловую настойку. Через полчаса Франклин выпил бренди, и целый день все было спокойно. Правда, ужинать Франклин не стал, сказав, что у него онемела одна сторона лица. Ему дали опиум, чтобы он мог заснуть, и еще он съел немного консервированного супа Голднера.
Ночью началось настоящее светопреставление. В три часа на «Терроре» забили тревогу, капитана Крозье вызвали на «Эребус». В четыре с «Террора» призвали корабельного врача Макдональда.
В пять утра сэр Джон сел на койке, прижимая к груди кулак. И умер, без криков и стонов.
Поначалу никто не знал, что делать.
Еще не было случая, чтобы старшие офицеры умирали в ходе арктической экспедиции. Офицеры жили совсем не так, как простые матросы: они были лучше защищены от жестоких морозов и, разумеется, лучше питались. Да, на долю офицеров тоже выпадало немало тягот, но они, в отличие от рядовых моряков, не знали, что такое изнурительный физический труд. Все переживали кончину Торрингтона и других матросов, но их смерть ни для кого не стала потрясением. В глазах офицеров Торрингтон и ему подобные — пусть это хорошие, верные и даже по-своему отважные люди — всего лишь топливо для машины. По происхождению они совсем не то, что офицеры: вся их жизнь проходит в грязи, а многие даже понятия не имеют, что значит искупаться.
За время экспедиции из двух экипажей лишь три человека скончались от инфекционных заболеваний, и сам этот факт уже доказывал, что «Эребус» и «Террор» содержались в чистоте. Большинство матросов могли только радоваться тесным кубрикам, потому что на берегу они не имели и такого жилья.
Другое дело — офицеры. Эти люди всегда жили в комфорте и не имели ничего общего с трудовым людом. Классовые различия соблюдались и на корабле. Мало кому из матросов удавалось заглянуть в каюту офицера. И то, что Гасу случалось разговаривать с капитаном, расценивалось как настоящее чудо, уступка его юному возрасту.
Поэтому, когда умер Франклин, экипажи обоих кораблей растерялись. Прежде всего, никто не знал, что делать с трупом. Было ясно, что переносить тело сэра Джона в трюм нельзя: там его съедят крысы. Однако врачи, подозревавшие, что причиной смерти Франклина послужила опасная инфекция, не хотели оставлять его в каюте. В конце концов было решено похоронить начальника экспедиции в тот же день, в полдень, во льдах.
Когда офицеры собрались в кают-компании «Эребуса», между ними разгорелся жаркий спор.