Дитя-невидимка
Шрифт:
Колокольчик, звеня, спускался вниз по лестнице: один шажок в минуту и маленький перерыв перед следующим. Муми-тролль все утро ждал этих шажков. Но самое интересное сегодня был вовсе не серебряный колокольчик. Самое интересное были лапки. Лапки Нинни, которые шагали вниз по лестнице, очень маленькие лапки с боязливыми крошечными пальчиками, тесно прижавшимися друг к другу. Видны были одни только лапки, и это было ужасно.
Спрятавшись за печкой,
Муми-тролль ринулся в сад и закричал:
— Мама! У нее появились лапки! А теперь лапки видны еще больше!
«Охотно верю, — подумала мама, сидевшая на верхушке яблони. — Бабушка была мастерицей своего дела, да. Хорошо, что я придумала подмешать Безошибочное домашнее средство еще и в кофе Нинни».
— Отлично! — сказал папа. — А еще лучше будет, когда она предъявит нам свою мордашку. Почему-то меня очень удручает, когда приходится беседовать с личностями, которых не видно. И которые тебе не отвечают.
— Тссс! — предостерегла его мама.
Лапки Нинни виднелись в траве между опавшими яблоками.
— Привет, Нинни! — крикнула Мю. — Ты спала, как свинушка! Когда ты предъявишь нам свою мордочку?! Должно быть, пятачок у тебя жутковатый, раз тебе пришлось сделаться невидимкой!
— Тише ты, — прошептал Муми-тролль. — Она обидится.
Подойдя к Нинни, он заискивающе произнес:
— Не обращай внимания на Мю! Она страшная грубиянка. У нас ты в полной безопасности. И вовсе незачем тебе думать об этой ужасной тетке. Она не сможет прийти к нам и утащить тебя…
В тот же миг лапки Нинни побледнели, и их едва можно было разглядеть в траве.
— Дорогой мой, ты осленок! — рассерженно сказала мама. — Уж ты-то можешь понять: нечего напоминать ребенку о такой беде. Собирай лучше яблоки и не городи чепуху.
Все стали собирать яблоки.
Лапки Нинни снова мало-помалу приобрели свои очертания и полезли на дерево.
Стояло прекрасное осеннее утро, мордочка в тени чуть замерзала, но на солнце было тепло почти как летом. После ночного дождя все вокруг было мокрое и отливало яркими, сверкающими красками. Когда все яблоки собрали (или стряхнули с дерева), папа вынес в сад самую большую соковыжималку, и все стали готовить яблочное пюре.
Муми-тролль вертел ручку, мама клала яблоки в соковыжималку, а папа носил банки с пюре на веранду. Малышка Мю сидела на верхушке дерева и распевала Великую яблочную песню.
Вдруг раздался звон стекла.
Бац! И посреди садовой дорожки уже лежит высокая горка пюре, ощетинившаяся осколками стекла. А рядом с горкой мелькнули лапки Нинни, которые
— Вон оно что! — произнесла мама. — Это та самая банка, которую мы всегда отдаем шмелям. А теперь нам не придется тащить ее на луг. И бабушка моя всегда говорила, что если уж земле приходится выращивать плоды, то в конце осени надо сделать ей ответный подарок.
Лапки Нинни вернулись назад, над ними уже торчала пара худеньких коленок. Над коленками смутно мелькал подол коричневого платьица.
— Я вижу ее ножки! — закричал Муми-тролль.
— Поздравляю! — сказала малышка Мю, выглядывая с верхушки яблони. — Все наладится. Но почему она ходит в таком табачно-коричневом платье, одна Морра знает.
Мама, кивнув головой самой себе, подумала о своей мудрой бабушке и о ее лечении Безошибочными домашними средствами.
Нинни едва слышными шагами кралась за муми-троллями целый день. Они оборачивались при звуках колокольчика, следовавшего за ними по пятам, и Нинни уже не казалась им такой чудной.
Вечером они почти забыли про нее. Но когда все легли спать, мама вытащила из своего сундука пунцовую шаль и стала шить из нее маленькое платьице. Когда платьице было готово, мама отнесла его в восточную мансарду, где свет был уже погашен, и осторожно повесила на стул. А потом подшила кусок оставшейся материи и завязала из нее бант для волос.
Маме было страшно весело. Это было все равно что снова шить платье кукле. А самое интересное — даже не знать, какие волосы у этой куклы — золотистые или черные.
Назавтра Нинни надела новое платьице. Она была видна уже до самой шейки и, спустившись вниз к утреннему кофе, сделала книксен и пискнула:
— Большое спасибо!
Все семейство так смутилось и разволновалось, что никто не нашелся что сказать. И кроме того, никто толком не знал, куда надо смотреть, когда разговариваешь с Нинни. Все, конечно, пытались задержать взгляд чуть повыше колокольчика, где предположительно были глазки Нинни. Но по правде говоря, взгляд соскальзывал вниз и задерживался на том, что было видно. А это ведь не совсем вежливо.
Папа откашлялся.
— Так приятно, — начал он, — что малютку Нинни сегодня видно гораздо лучше. Чем больше видишь, тем веселее…
Громко расхохотавшись, Мю постучала ложкой о стол.
— Хорошо, что ты начала болтать, — заметила она. — Если бы еще тебе было что сказать! Может, ты знаешь какие-нибудь интересные игры?
— Нет, — пискнула Нинни. — Но я слышала, что некоторые умеют играть.
Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем играм, какие только знал сам.
Выпив кофе, они втроем спустились вниз к реке и начали играть. Но Нинни оказалась совершенно несносной. Она приседала и делала книксены и совершенно серьезно произносила: «Ясное дело», причем произносила очень приятно и естественно, но при этом все совершенно определенно понимали, что играла она из вежливости, а не ради забавы.
— Ну беги же! — кричала Мю. — Выходит, ты даже прыгать не умеешь!
Тоненькие ножки Нинни послушно бегали и прыгали. Затем она снова застывала на месте, свесив ручки. Пустой вырез платья чуть пониже колокольчика казался каким-то странно беспомощным.