Дитя слова
Шрифт:
— Но мы еще увидимся?
— Я напишу…
— Ох, Китти, я так счастлив… Даже если мир сейчас рухнет, я все равно буду счастлив…
— Это не может так кончиться, — сказала она. — В общем, все у вас должно быть в порядке, должно. Да благословит вас Бог. Спокойной ночи.
И она ушла. Какое-то время я стоял неподвижно и вдруг застонал от восторга и муки. А потом опустился в снег на колени и закрыл руками лицо.
Было пять минут девятого, и я находился у Импайеттов, как всегда в это время по четвергам. Мы сидели в гостиной. Кроме меня были Лора и Фредди.
Не помню, как я ушел с набережной Челси. Очнулся я уже на Кингс-роуд — я шагал очень быстро, прокладывая себе путь между людьми, лицо у меня сияло. Человек всегда чувствует, когда лицо у него расплывается от радости, разглаживается. У меня было такое ощущение, точно кожа на лице у меня растянулась, как блин, черты исчезли — осталось одно сияние. Конечно, все это ужасно, конечно, мучительно, конечно, вполне может получиться, что мы никогда больше не встретимся. Но я целовал ее. Я сказал, что люблю ее. Я слышал, как она произносила мое имя и говорила, что я дорог ей. Конечно, это из чистой жалости и склонности романтизировать, свойственной не обремененной заботами женщине. Но в словах ее звучало столько доброты, и она разрешила мне поцеловать себя и не сказала, что мы никогда больше не увидимся.
Я дошел до станции Слоан-сквер, взял билет за пять пенсов, спустился на платформу, от которой отходили поезда в западном направлении, и зашел в бар. Заказал джину. Сел. У меня было такое чувство, словно я получил в дар саму истину, пробный камень истины, который мне вручили просто и без оговорок. И, однако, то, что мне вручили, никогда не останется у меня. Мне не хотелось думать сейчас об этом, пока еще не хотелось, — хотелось просто насладиться моим новым достоянием в сияющем безмятежном настоящем. Но через некоторое время я осознал — и напомнила мне об этом та часть моего мозга, которая работала автоматически, следуя установившимся привычкам, — что сегодня четверг, а когда ты находишься в состоянии незамутненной безотчетной радости, лучше всего быть среди людей и что, следовательно, мне надлежит отправиться, как всегда, на ужин к Импайеттам.
Я позвонил, и Лора впустила меня, но, не проронив ни звука и даже не посмотрев на меня, тотчас вернулась в гостиную. Я сиял пальто, встряхнул его — оно было совсем сырое и кое-где на нем еще поблескивали снежинки, хотя вообще снег почти перестал, — и повесил на вешалку. Затем протер мокрые волосы концом шарфа. И вошел в гостиную.
— Привет, — сказал я. — Снег почти перестал.
И тут почувствовал, что меня встретило напряженное молчание.
Фредди с чрезвычайно мрачным видом стоял спиной к камину. Лора смотрела на него какими-то странно блестящими глазами. На ней было обычное дневное платье, а не один из ее балахонов. Кристофер — в строгом костюме и при галстуке — сидел очень красный, уставясь в пол. Фредди, смотревший на Лору, когда я входил, теперь перевел взгляд на меня.
— Почему вы пришли? — спросил он.
— Сегодня же четверг, верно?
— Вы разве забыли, что произошло вчера вечером? Самое удивительное, что я действительно забыл. Так уж устроены сны, что они забываются — в них заложено семя забвения. Возможно, это присуще и человеку, находившемуся под действием наркотиков. Теперь я отчетливо вспомнил и большого ласкового зверя, и метафизическое уравнение, но напрочь забыл, что Фредди приезжал в час ночи и что я сказал ему, будто Лоры у меня нет, а потом отослал Лору домой в такси с Джимбо.
— О, конечно, — сказал я. — Теперь я вспомнил.
— Надеюсь, что вспомнили! — сказал Фредди.
— Мне дали наркотик, — сказал я. — Извините, что так получилось. Кристофер, ты не объяснишь, как все было?
— Ну… м-м… — промямлил Кристофер, глядя себе под ноги.
— Вот видите, — сказал Фредди.
— Ему дали наркотик, — сказала Лора. — Как и мне.
— Выглядел он вполне нормально, когда вышел ко мне, — сказал Фредди, — если не считать того, что, видимо, только что оделся!
— Не следовало мне говорить, что вас у меня не было, — сказал я, обращаясь к Лоре. — Теперь мне это ясно.
— Я думаю, Кристоферу лучше уйти, — сказал Фредди. — Не могу понять, что на тебя нашло, когда ты пригласила его.
— Я не думала, что Хилари придет.
— Извините, Кристофер, никто ни в чем вас не винит. Мне хотелось поговорить с вами по поводу пантомимы, но не сегодня.
— А я хочу, чтобы Кристофер остался, — сказала Лора. — Кристофер, вы должны остаться.
— Во всяком случае, с Лорой я не спал, — объявил я Фредди. — Верно, Лора? Ведь вы об этом думаете?
— Я лучше пойду, — сказал Кристофер.
— Кристофер, я запрещаю вам уходить, — сказала Лора.
— А ужинать мы сегодня будем? — спросил я. — Я ужасно голоден.
— Мне безразлично, что вы делали или чего вы не делали, — сказал Фредди. — Я не желаю вас больше видеть в этом доме.
— Мне что, теперь же уйти?
— Хилари, я запрещаю вам уходить, — сказала Лора.
— Фредди, вы действительно взялись не за тот конец палки.
— Вы ходите к нам уже не один год, — сказал Фредди, — и только портите нам четверги. Мы отклонили из-за вас сотни приглашений. Мы развлекали вас, мы кормили вас, мы сидели дома и умирали от скуки, слушая вас, а вам за это время ни разу в голову не пришло угостить нас хотя бы стаканом вина.
— Стаканом вина? Вы хотите сказать — у меня дома? Я не представлял себе, что вы согласитесь прийти.
— Ну, какое имеет значение, — сказала Лора, — то, что Хилари не…
— Фредди, извините, пожалуйста, если бы я мог хоть на секунду подумать, что вы хотите, чтобы я пригласил вас к себе…
— Ничего я не хочу! — сказал Фредди. — Можете не волноваться!
— Но, по-моему, вы сказали…
— Мне, пожалуй, лучше уйти, — сказал Кристофер.
— Никто не выйдет из этой комнаты, — объявила Лора.
— Лора, — сказал я, — скажите Фредди, что все было не так, как он думает.
— Вы ходите к нам уже не один год, — продолжал Фредди, — напиваетесь тут, как сапожник, и считаете это в порядке вещей — и за все время ни разу слова «спасибо» не сказали, зато вздумали устраивать интрижки за моей спиной. Я знаю, что ничего страшного не произошло, — Лора все мне рассказала…
— Ничего я не рассказывала, — объявила Лора.
— Я знаю, что ничего страшного не произошло, но все это омерзительно, и я не желаю это терпеть. Благодарение Богу, у вас хоть хватило чувства приличия подать в отставку.