Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
Анн возвысил голос:
– А вы знаете, как начинается четвертая эклога, монсеньор?
На другом конце комнаты Виргилио д'Орта поднял глаза от своей работы:
– Вы причиняете мне боль, синьор Анн! Увы, ее здесь нет. Я читал в одном комментарии, что речь там шла о сицилийских музах, но это и все, что я знаю.
– Sicelides Musae, paulo majora canamus… [7]
В библиотеке вдруг случился переполох. Виргилио д'Орта сломя голову бросился к Анну, опрокинув свою скамью и спотыкаясь по пути о стопки книг, разбросанных на полу.
7
Сицилийские
– Cos'e? Что вы сказали? Где, где вы это вычитали?
Анн как мог успокоил лихорадочное возбуждение своего гостеприимца и все ему объяснил. Увидев вожделенные строчки собственными глазами, тот рухнул на колени.
– Это самый прекрасный день в моей жизни! Siate bene– detto, benedettissimo [8] , синьор Анн! Да хранят вас все святые в раю!
Громкими криками он принялся созывать слуг, требуя, чтобы ему немедленно принесли остро отточенные ножи и кинжалы, чтобы использовать их в качестве скребков, а также уксус и лимоны, чтобы оттирать чернила. Словно оправдываясь перед Анном, Виргилио пробормотал, сопровождая свои слова выразительными жестами:
8
Будьте благословенны (ит.).
– Понимаете, житие San Giulio можно стереть, это не святотатство. Копий наверняка много. И к тому же здесь его и так все знают!
Когда слуги принесли требуемое, Виргилио д'Орта повернулся к своему гостю. Он почти умолял, трепеща от возбуждения:
– Вы ведь поможете мне, синьор Анн? Такая работа требует точности. А вы молоды, у вас твердая рука… Я знаю, синьора Теодора одна в опочивальне. Но ведь она может подождать вас немножко?
– У нас вся жизнь впереди, монсеньор…
С бесконечной осторожностью выскребая поздний текст, чтобы, не дай Бог, не коснуться того, что виднелся под ним, Анн, тем не менее, поймал себя на том, что его голова занята совершенно другим. Он испытывал странное возбуждение, слыша, как кто-то другой произносит имя «Теодора». Виргилио д'Орта сказал «синьора Теодора», словно это было самое обычное дело, словно та, что стала его женой, не выла веками в ночном лесу! Это было в некотором роде официальным признанием их супружества. В лице синьора д'Орты весь мир людской признавал их сверхъестественный союз и давал ему свое благословение.
Гостеприимный хозяин и его молодой гость провели всю ночь над пергаментом. Добавив уксусу после первого соскребания, они не без труда разобрали первые строки Виргилиевой четвертой эклоги. Там говорилось о рождении некоего чудесного ребенка, которому будет принадлежать мир.
К утру оба были измучены. Виргилио д'Орта попросил Анна остаться хотя бы на несколько дней; Анн не ответил пока ни да, ни нет.
Они нашли Теодору в поистине волшебном саду замка, где та прогуливалась среди пальм, олеандров, канн, банановых деревьев и роз всех цветов. Виргилио д'Орта поспешил к ней навстречу. Рассказав о событиях ночи, он продолжил:
– Ваш супруг согласился остаться здесь на несколько дней, чтобы помочь мне. Я предлагаю вам обоим поселиться в моем маленьком замке на острове. Он называется Кастеллино. Мы с моей бедной женой порой проводили там лето. Вам будет там хорошо. Это настоящее любовное гнездышко. Я велю доставить вас туда на моей галере.
Да, да, у Виргилио д'Орты имелась собственная «римская галера»! То была уменьшенная
Галера была выкрашена в цвета рода д'Орта – красная с серебром – и приводилась в движение десятью гребцами. Хозяин занял место на носу, чета последовала его примеру, и судно неспешно направилось к острову.
Виргилио д'Орта говорил без умолку, но Анн не слушал его, блуждая взглядом по пейзажу. Чем ближе они подплывали к острову, тем тише становилось вокруг. Анн растроганно подумал о бедняге святом Юлии, житие которого они стирали. Славный малый, родившийся в Греции и бежавший от гонений, добрался до озера Орта и решил поселиться на острове. За неимением лодки он переправился туда на собственном плаще, гребя посохом как веслом. Остров кишел змеями, но он изгнал их оттуда и стал проповедовать Евангелие местным жителям. Крестив весь край, он умер, всеми почитаемый, в 400 году…
Галера подошла к главному причалу. Остров был невелик, и вытянут в длину. На одном его краю возвышалась церковь со стройной колоколенкой в окружении зданий, служивших приютом для монахов, все из прекрасного белого камня, простой и строгой архитектуры. Дальше простирались фруктовые сады – вплоть до крохотной деревушки, состоявшей всего из нескольких рыбацких и крестьянских домиков. На другом конце острова находился Кастеллино.
Нельзя было выразиться лучше, назвав его «любовным гнездышком»; более того, это выражение подходило ему почти буквально! Кастеллино, построенный у самой кромки воды, был продолговатым одноэтажным зданием с большими стрельчатыми окнами. Внутри он состоял из одного-единственного покоя. Оригинальность постройке придавали две круглые башни.
Одна служила опочивальней. Невысокая лесенка приводила в круглую комнату с изысканным убранством. Наибольшее восхищение вызывало здесь ложе под синим балдахином, украшенное амурами и двумя статуями наподобие тех, что во множестве имелись в замке Орта; одна фигура была мужской, другая – женской.
Вторая башня, в точности такая же по форме и размерам, была необитаема. Точнее, там не жили человеческие существа: это была голубятня, где ворковали десятки голубей и горлиц.
Таким образом, Кастеллино представлял собою любовное гнездо для всех Божьих созданий, будь то люди или птицы.
Показав своим гостям их новое обиталище, Виргилио д'Орта умиленно и чуть печально заметил:
– Я не заглядывал в Кастеллино с тех пор, как моя жена покинула этот мир. Благодаря вам он снова оживет.
Затем он спросил Анна, не угодно ли ему вернуться обратно для работы над переводом Вергилия. Если синьора Теодора пожелает, то может остаться на острове. Вечером он пошлет за ней галеру, и они поужинают все вместе. И добавил учтиво:
– Располагайтесь как дома. Торопиться совершенно некуда.
Анн и Теодора поднялись в спальню, открыли окно и выглянули наружу. Внизу равномерно плескалась вода, еле слышная из-за неумолчного воркования на голубятне. Вперед выдавалась дощатая пристань гораздо более скромных размеров, нежели та, на которую они высадились на другой стороне острова, а вокруг расстилалось озеро.
Оно было восхитительно спокойным, чуть тронутое легкой рябью; лесистые берега безупречно отражались в зеркальной воде. Воздух был пронизан светом и благоухал. На совершенно ясном небе виднелось одно-единственное, словно заблудившееся облачко. Окружавшая их красота казалась осязаемой: возникало ощущение, что достаточно лишь открыть глаза, уши и ноздри, чтобы она проникла в человека, заполнила его собой и превратила в свою частицу…