Дитя Всех святых. Перстень с волком
Шрифт:
Затем Рено услышал собственный голос:
— В какой монастырь?
— Я предпочла бы не говорить об этом. Вам все равно не удастся переубедить ее. Вам только станет еще хуже.
Произнеся эти слова, Изабо Баварская печально улыбнулась и отошла от него.
Ее место тотчас же занял Гильом де Танкарвиль. У него был смущенный вид человека, который сознает свою беспомощность и неспособность помочь. Рено вспомнил, как крестный сказал ему у стен Арраса: «Я ничего не могу для вас сделать. И никто не может». И это оказалось правдой. Танкарвиль ничего не мог поделать. Только подбодрить
Рено заговорил, стараясь придать голосу твердость:
— Я хочу просить отставки с поста стражника у короля, но, похоже, его величество сейчас не в себе. Вы могли бы мне помочь?
— Снимай перевязь. Я все сделаю.
Рено снял перевязь и отдал Танкарвилю. Все кончено. У него больше нет крылатого оленя, у него больше нет единорога. Чудесные животные исчезли навсегда…
Танкарвиль осторожно спросил:
— Куда теперь?
— В Моллен.
— Что ты будешь там делать?
— Ничего. Благодарю вас за все. Прощайте, монсеньор.
— Не говори мне «прощайте», Рено. Мы еще увидимся… А твой ребенок? Ты не хочешь, чтобы его отослали тебе, когда он родится?
Рено решительно покачал головой.
— Нет! Отец не должен в одиночку воспитывать сына или дочь. Я знаю это, как никто другой!
— Но что с ним будет?
— Уверен, что королева позаботится о нем как нельзя лучше. Я доверяю ей.
Сказав это, Рено отошел. Быстрыми шагами он пересек зал, и опять при его приближении смолкали голоса и останавливались танцующие пары.
Он вернулся в комнату Мелани, чтобы кое-что забрать.
Ему нужна была не любая вещь на память о погибшей любви, — нет, он хотел взять определенный предмет, один-единственный. Забрав его, он сразу уйдет.
Рено стал рыться в сундуке, одно за другим вынимая черные платья и даже не удостаивая их взглядом. Вдруг он замер: в руках у него была черная длинная шаль, которой он накрывал голову во время болезни. Он повязал ее вместо перевязи, которой у него больше не было, и вышел…
Рено отправился в путь на следующее утро. В дороге его застала страшная снежная буря, и, пробираясь сквозь ледяной ветер, он впервые за всю свою юную жизнь взглянул на себя со стороны. Он стал точной копией собственного отца: потеряв любимую, он ожидал лишь смерти. Впрочем, о смерти можно не беспокоиться: Рено де Моллен сумеет умереть достойно, как он и говорил Танкарвилю больше года назад. Что же касается искусства жить, то крестный честно попытался обучить его, но потерпел неудачу.
И эта попытка не могла не провалиться, потому что он сам, Рено, всячески ей противился! Желать одного лишь единорога, согласиться принять лишь идеал, абсолют, — это и было отказом от жизни. И причиной тому являлась гордыня, возможно, неверие в себя. А согласиться принять жизнь означало, к примеру, сказать «да» герцогине Беррийской, «да» миру, со всеми его пустяками, удовольствиями, маленькими радостями и ничтожными огорчениями.
Жизнь звалась герцогиней Беррийской, а смерть звалась единорогом. Как это странно и вместе с тем как просто! Рено выбрал второе и получил по заслугам. Адам здесь ни при чем; он лишь ускорил события, он был всего лишь инструментом, исполнителем.
***
Судьба ребенка решилась несколько дней спустя. Узнав от Танкарвиля, что Рено во всем полагается на ее решение, Изабо Баварская отыскала Мелани в монастыре, чтобы предложить ей усыновить или удочерить рожденного ею ребенка.
На бывшей протеже королевы было покрывало послушницы и широкое платье, полностью скрывающее фигуру. Мелани не походила на самое себя. Она излучала уверенность, которой прежде в ней не замечалось.
— Речь идет о моем ребенке, ваше величество. Он родится здесь и останется под защитой Господа.
Разумеется, Изабо имела в виду совсем другое.
— Но речь идет не только о вашем ребенке. Насколько мне известно, это ваш общий ребенок!
— Разве Рено выразил желание воспитывать его?
— Нет.
— В таком случае никто, кроме меня, не имеет на него права.
— Я могу составить его счастье…
— Вы не можете этого, ваше величество. Ребенок будет внуком Маго. Разумеется, в его жилах течет также кровь его отца. И все же в нем обитает демон. Что стоит вся роскошь двора перед такой опасностью?
Изабо смягчилась. Ей, как никому другому, было известно, кто такая Маго д'Аркей.
— Что вы предлагаете?
— Сюда в монастырь приходит служить мессы священник из нашего прихода Сен-Совер. Это не только духовное лицо, но и весьма порядочный человек. Доверьте ребенка ему. Я уверена, что он сможет воспитать его достойно и предохранить от зла.
Изабо Баварская попыталась возражать, но, в конце концов, доводы Мелани ее убедили.
Мелани родила в первый день марта. За две недели до предстоящего события Изабо прислала к ней повитуху, Рейнет де Куси, ту самую, что во дворце Барбет помогала ей разрешиться от бремени маленьким Филиппом.
Роды прошли спокойно. Согласно воле Мелани ей показали ребенка. Это был мальчик. Рейнет де Куси сообщила ей, что королева желает, чтобы он носил имя Рено; мать не возражала.
Выйдя из комнаты, повитуха тут же отправилась с новорожденным в церковь Сен-Совер.
Кюре церкви Сен-Совер Сидуану Флорантену было двадцать пять лет. Он совсем недавно вступил в должность. Он принадлежал к лучшим кругам парижской буржуазии. Кроме того, этот молодой человек был весьма красив. Перед ним открывалось блестящее будущее, но он не мог противиться своему призванию.
Завершив образование и окончательно определившись в своих намерениях, он из смирения попросил своего епископа направить его в самый бедный приход столицы, в Сен-Совер, к которому относились и Двор Чудес и монастырь Дочерей Господних, и с большим рвением принялся выполнять свой пасторский долг.
Рейнет отыскала его, когда он молился перед алтарем. Она приблизилась к священнику, бережно прижимая к груди крошечное тельце.
— Отец мой, вы можете окрестить этого ребенка?
Сидуан Флорантен поднялся с колен. Он внимательно посмотрел на подошедшую к нему женщину. Она не могла быть матерью младенца — слишком стара. Священник наклонился к ребенку. Пеленки и красивое вышитое одеяльце были очень дорогими, наилучшего качества.