Дитя Всех святых. Перстень с волком
Шрифт:
Сеген Леско увидел, что хозяин показывает бандиту именно на него. Его глаза округлились от ужаса.
— Но, монсеньор, я ничего не сделал…
— Ты слишком жирный. И вообще, ты мне не нравишься — вот тебе сразу две причины. Ты слышишь меня, Полыхай?
Первый момент удивления прошел, и бандит, громко хохоча, исполнил господское повеление. Сеген Леско отбивался изо всех сил в отчаянной попытке освободиться, однако против пудового кулака он был бессилен и чуть погодя уже болтался на веревке с вывалившимся языком…
Крестьяне перекрестились и вновь принялись за работу. Адам с удовлетворением
— Твою камеру займет одна молодая девица. Ты будешь следить, чтобы никто не смел к ней приближаться. Отвечаешь головой!
***
В тот же самый день Еву заперли в главном погребе, а снаружи заступила на пост шайка вооруженных до зубов бандитов, которых их главарь разыскал в лесу. Все было готово для того, чтобы сир де Сомбреном и его супруга начали здесь новую жизнь.
В первые дни Адам и Лилит занимались только собой. Когда их настигало желание, они, будь это даже среди бела дня, удалялись в свою спальню — предаваться любовным утехам. Еще они обожали объезжать верхом свои владения.
Они проводили долгие вечера в музыкальной гостиной. Господа де Сомбреном велели отыскать трувера из Марсане и купили его услуги. Лилит и Адам сидели, глядя друг другу в глаза, в то время как трувер исполнял песню «турнира слез» — для них одних:
Прекрасному богу любви воздаю благодарность,Я должен ему принести свой торжественный дар…Но порой их развлечения были не столь изысканны. В Сомбреноме проживали карлик и великанша. Великаншу называли Олимпой, потому что она была огромной, как гора, а карлика — Мышонком.
Олимпа и Мышонок были местными дурачками. Для развлечения господ и их гостей был придуман специальный номер. Мышонок уморительно ухаживал за Олимпой, которая проделывала с ним разные шутки. Одной из любимых забав великанши было поставить карлика на свою необъятную грудь. Он балансировал на бюсте партнерши, пытаясь удержать равновесие.
Адам обожал шутки подобного свойства. Олимпа напоминала ему Золотую Госпожу, чей крошечный призрак витал в этих местах, хотя никто никогда не вспоминал о карлице. Лилит такие забавы нравились гораздо меньше — она считала их проявлением дурного вкуса. Но они доставляли такое удовольствие Адаму, что она охотно принимала в них участие.
Впрочем, Адам не все время проводил в развлечениях. С небывалым пылом он упражнялся в верховой езде. Будучи низкого происхождения, до сих пор он сражался лишь пешим. Для него было важно соответствовать своему новому положению. Вскоре чучело для конных упражнений с копьем стало для него привычной игрушкой. Адам мог поразить его из любого положения, при этом научившись ловко избегать потока стрел, которые оно метало, поворачиваясь.
Упражняясь, Адам мечтал. Он видел себя сражающимся на турнире бок о бок с цветом французского, английского и бургундского дворянства. Дамой сердца он выбирает Лилит. Он склоняет свое копье перед гербом слез и мчится на ристалище, на поединок, из которого всегда выходит победителем. Его мечты подпитывались чтением. Потому что впервые в жизни Адам читал книги. Он открыл для себя рыцарские романы, куртуазную любовь и в своей любви к Лилит принялся имитировать героев легенд.
Лилит не в силах была выразить словами чувства, переполнявшие ее. Никогда не могла она даже вообразить столько нежности и предупредительности в мужчине, возлюбленном. До того самого костра она знала лишь грязные объятия, за которые мстила поутру, убивая своих случайных любовников. Адам подарил ей все: богатство, власть, знатность, самую жизнь. Он не только не просил ничего взамен, но и бросил к ее ногам свою любовь.
Лилит всегда полагала, что не в состоянии стать счастливой. Как же она ошибалась! Демоница была любима, она любила сама, она обрела счастье!
Но от этого Лилит не переставала быть демоном. Дни и вечера принадлежали Сомбреному, но ведь существовали еще и ночи. И эти ночи они проводили в погребе, с Евой…
Адам и Лилит ночевали в ее камере. Ева были прикована к стене за кисти рук, что не позволяло ей сесть, даже когда она спала. Пленница имела возможность отдыхать только на коленях, что, по мнению Лилит, было самой подходящей позой для монашенки.
Кроме того, Ева была полностью обнажена, ей оставили только монашеское покрывало, и от этого все происходящее казалось еще более кощунственным.
Именно в тюрьме двое мучителей как следует разглядели свою жертву. При всей юности и свежести Еву никак нельзя было назвать хорошенькой: длинные бесцветные волосы, худенькое — ни красивое, ни уродливое — тело… Перед тем как изнасиловать девушку в первый раз, Адам, смакуя подробности, рассказал ей об ужасной смерти родителей, а затем показал мешочек с рожью, отравленной спорыньей, угрожая, что заставит ее проглотить отраву, если она станет противиться.
Но Ева даже не пыталась сопротивляться. И дело было не в том, что, прикованная к стене, она почти не могла пошевелиться. Главное заключалось в ином: оказывать сопротивление вообще было не в ее природе. Она рыдала и страстно молилась, отдавая свою девственность тому, кто некогда должен был стать ее мужем.
Впоследствии он насиловал ее ежедневно, и Лилит, хотя отныне ей доставался не весь мужской пыл Адама, даже не думала жаловаться. Она испытывала несказанную радость, слыша стоны и рыдания Евы, так удачно окрещенной в монастыре Евой де ля Сент-Агони.
Через три месяца подобного существования супружеская пара решила сообщить жертве о своих намерениях. Ева даст им ребенка, которого они не могут иметь. Если родится девочка, ее назовут Маго. Имя мальчику они еще не выбрали. Адам будет продолжать насиловать Еву, пока мальчик не родится, потому что ему необходим наследник, тот, кто станет носить имя сир де Сомбреном.
Что касается Лилит, для нее эти сцены в подвале стали изысканным дополнением к ее новой жизни хозяйки замка. Она чувствовала возбуждение, подобное тому, какое испытывала, убивая своих любовников. Она была госпожой де Сомбреном, «дамой слез», любимой, как никакая другая женщина на свете, — и при этом по-прежнему оставалась колдуньей Лилит.