Дивен Стринг. Атомные ангелы
Шрифт:
— Не получится, — с сожалением сказала детектив. — Мой папа-мама клинически умирает регулярно, и всё бестолку. Никакого терапевтического эффекта. Извини, но я должна была тебе это сказать.
— Это потому что он или она неправильно умирает, — сказала доктор Кукис. — Под моим руководством дело пошло бы совсем иначе. А может, всё-таки попробуем? У меня есть колготки, их можно привязать к люстре…
— Обязательно, но сначала я поймаю маньяка, — отклонила предложение Люси. Она ни в коем случае не хотела разрушать доверие между собой и доктором Кукис отказом от участия
— Ну как знаешь, — разочарованно сказала Кисса. — Тогда я сама. Я как раз обнаружила, что совершенно не переношу аромата духов Annick Goutal's Eau d'Hadrien. Похоже, это очень глубокий комплекс. Думаю попробовать утопиться в ванне, наполненной этими духами. Правда, флакончик стоит полторы тысячи, а мне нужна целая ванна. Может быть, взять целевой кредит в банке? Тем более, отдавать вряд ли придётся… Да, кстати, не забудь заплатить за консультацию.
Уисли с облегчением вздохнула — она знала, что оплата услуг есть знак доверия — и ответственно протянула ей кредитную карточку.
Выходя из дома Киссы, она машинально подняла глаза наверх — и увидела угрожающе нависший над головой конец какого-то кронштейна. На всякий случай она прибавила ходу — и вовремя: за спиной что-то глухо стукнуло в асфальт.
Напуганная женщина быстро обернулась, вытаскивая пистолет.
Ей почудилась какая-то вспышка света, радужное сияние, но это продолжалось меньше мгновения, и, скорее всего, просто почудилось.
Зато валяющийся на мостовой обломок металлической трубы был дьявольски убедителен.
ГЛАВА 10
Отец-мать Люси умирала уже третий раз на дню, быстро и скучно.
Клиническая смерть уже стала для неё привычной, как утренняя телепрограмма или резь в мочеиспускательном канале после катетеризации. Как правило, смерть продолжалась недолго, минуты две — пока подбежавшие реаниматологи не вытаскивали его обратно и он не начинала дышать самостоятельно.
В минуты смерти отец Люси обычно видела сияющий вдали ослепительный свет и ангелов. Каждый раз он подлетала к ангелам всё ближе, и каждый раз не успевала: ангелы закрывали проход, и несчастная душа падала назад, в тесную клетку изуродованного тела. Но он знала, что когда-нибудь успеет проскочить. Больше того, он знала, что успела бы проскочить, если бы летела быстрее. На самом деле ему не давало умереть чувство ответственности перед сыном и любовь к дочери. Он иногда воспоминала, что его дочь и сын — один и тот же человек. Но он не хотела об этом думать. Это было слишком сложно для его измученной души, разрушаемой болью и одиночеством — худшим из лекарств, которыми нас пичкает жизнь.
На этот раз смерть продолжалась долго — минуты три, если не больше. Он успела увидеть свет, влиться в его поток и подобраться к бесплотному воинству так близко, как никогда прежде.
Он впервые разглядела лики ангелов, исполненные любви и ответственности, и ему впервые за все эти годы мучений по-настоящему захотелось остаться здесь, в обители света.
И свершилось чудо — ангелица, величественная, как Декларация Независимости, выступила из сияния её навстречу.
— Подожди, — сказала ангелица. — Ещё не время. Сначала скажи им о девочке. Девочку надо найти.
— Какую девочку? — спросила отец-мать Люси Уисли.
— Лос-Ужос, — сказал другой ангел, прекрасный, как Билль о Правах. — Лос-Ужос. Агагу хватило всего одной ночи, а бедствия неисчислимы. Теперь иди. Это ненадолго. Обещаю, ты скоро вернёшься, и тебе будет хорошо.
И мать-отец детектива Уисли упала — спиной вперёд, — в тёмную пропасть, ведущую назад, в переплетение трубок и боль измученного тела. Но на этот раз он не сожалела об этом. Ведь у него было ответственное задание: передать слова ангела своему сыну, Люси.
Ибо найти девочку могла только она, его сын, лучший детектив Нью-Йорка.
Отец-мать открыла глаза, готовая увидеть над собой заботливые лица реаниматологов. Однако на сей раз реаниматологов не было. Ибо лицо человека, склонившегося над ним, ничем не напоминало лицо реаниматолога.
— Ну что, — спросил неизвестный, одетый в зелёное — живой?
Несчастная больной кивнул. Трубки и провода заколыхались.
— Живой, значит. А зачем? — продолжил непонятный человек.
Мать-отец Уисли прищурилась, пытаясь рассмотреть говорящего получше.
— Я задал вопрос, — повторил человек. — Ты жив. А зачем? В этом есть какой-нибудь смысл? Если ты будешь играть в молчанку, — добавил он, — я, пожалуй, перережу вон ту трубочку. А если и дальше будешь молчать, выдерну вон тот проводок. И так дальше, пока не сдохнешь. Так что соображай быстрее.
— Я должна… должен… должно… — прохрипела отец-мать.
— Сколько? — поинтересовался человек в зелёном, пережимая пальцами трубочку от какого-то прибора. — И кому?
— Сказать… — ответила отец-мать, чувствуя, что её телу не хватает чего-то важного.
Пальцы разжались.
— Должен сказать? Ну так говори.
— Надо… найти девочку… — отец-мать почувствовала, что вот-вот умрёт снова, и попыталась зацепиться краешком гаснущего сознания за жизнь.
— Девочку, говоришь? С девочками много возни, — задумчиво протянул зелёный. — Вот сейчас мне как раз пришлось повозиться с одной девочкой.
— Надо найти девочку, — отец-мать Люси с трудом выталкивала из себя слова, — Агагу хватило всего одной ночи… Лос-Ужос…
— Что-что? Э-э, парень, ты, похоже, лезешь в чужие дела, — озабоченно сказал зелёный. — Давай-ка обратно, — он взялся за пучок проводов и трубок.
— Одной ночи, а бедствия были неисчисли… — угасая, пробормотала отец-мать.
Умирая в очередной — и наконец-то в последний — раз, он успела подумать, что не оправдал доверия, и врата света отныне закрыты для него. Потому что его последние слова услышал не его сын-дочь, а преступник.
Но на сей раз никаких ангелов, преграждающих путь, не было. Был лишь чистый свет горнего милосердия — радужный поток, мост в новую жизнь. Он поняла, что прощена, и ринулась в животворный источник бесконечного обновления.