Дивергент (др.изд)
Шрифт:
– Это смехотворно. – Краска заливает мои щеки. – Он бросается с обрыва, и Эрик называет это храбрым поступком? Эрик, который пытался заставить тебя кидать ножи Алу в голову?
В моем рту привкус желчи. Фальшивые улыбки Эрика, его неискренние слова, извращенные идеалы… От всего этого меня тошнит.
– Он не был отважным! Он был подавлен, он был трусом, он чуть не убил меня! Разве это здесь принято уважать?
– А чего ты ждала? – спрашивает он. – Осуждения? Ал уже мертв. Он ничего не слышит, и уже слишком
– Дело не в Але, – фыркаю я. – Дело в тех, кто на это смотрит! Всех, кто теперь считает, будто броситься в пропасть – не такая уж глупая мысль. То есть почему бы не покончить с собой, если после тебя произведут в герои? Почему бы и нет, если все запомнят твое имя? Это… Я не могу…
Я качаю головой. Мое лицо горит, сердце колотится, и я пытаюсь сдержаться, но не могу.
– Такого никогда бы не случилось в Альтруизме! – Я почти кричу. – Ничего подобного! Никогда! Это место изуродовало и погубило его, и плевать, если я говорю как Сухарь, плевать, плевать!
Четыре переводит взгляд на стену над фонтанчиком.
– Осторожнее, Трис. – Он не сводит глаз со стены.
– Это все, что ты можешь сказать? – хмурюсь я. – Чтобы я была осторожнее? И все?
– Ты в курсе, что ничуть не лучше правдолюбов?
Он хватает меня за руку и тащит прочь от фонтанчика. Руке больно, но мне недостает сил, чтобы вырваться.
Его лицо так близко, что я вижу пару-тройку веснушек у него на носу.
– Я не буду этого повторять, так что слушай внимательно.
Он кладет руки мне на плечи, давит, стискивает пальцы. Я чувствую себя маленькой.
– Они наблюдают за вами. Особенно за тобой.
– Отпусти, – тихо говорю я.
Он разжимает пальцы и выпрямляется. Тяжесть в груди становится чуть меньше, когда он меня не касается. Я боюсь перемен его настроения. Они говорят о его внутренней неуравновешенности, а неуравновешенность опасна.
– За тобой они тоже наблюдают? – спрашиваю я так тихо, что он не услышал бы, если бы не стоял так близко.
Он не отвечает на вопрос.
– Я пытаюсь тебе помочь, – говорит он, – но ты отказываешься от помощи.
– Ну конечно. Помочь. Протыкая мне ухо ножом, насмехаясь, крича на меня больше, чем на остальных, – несомненно, все это очень помогает.
– Насмехаясь? Ты о том случае с ножами? Я не насмехался над тобой, – рявкает он. – Я напоминал, что, если ты проиграешь, кое-кто другой займет твое место.
Я кладу ладонь на затылок и вспоминаю случай с ножами. Четыре говорил со мной, чтобы напомнить: если я сдамся, Ал займет мое место перед мишенью.
– Почему? – спрашиваю я.
– Потому что ты из Альтруизма, – отвечает он, – и становишься храбрее всего, когда поступаешь самоотверженно.
До меня наконец доходит. Он не уговаривал меня сдаться. Он напоминал, почему я не могу это сделать – потому что должна защитить Ала. Теперь эта
Я не могу ненавидеть Ала так сильно, как хотела бы.
Но и простить его не могу.
– На твоем месте я бы получше притворялся, будто самоотверженные порывы – дело прошлого, – говорит он, – потому что, если это обнаружат не те люди… ну, тебе не поздоровится.
– Почему? Какое им дело до моих стремлений?
– Стремления – единственное, что их беспокоит. Они стараются убедить, будто их волнуют твои поступки, но это не так. Им не нужно, чтобы ты вела себя определенным образом. Им нужно, чтобы ты думала определенным образом. Так тебя легко понимать. Так ты не представляешь для них угрозы.
Он прижимает ладонь к стене рядом с моей головой и опирается на нее. Его рубашка обтягивает тело как раз настолько, что я вижу ключицы и легкую впадинку между мышцей плеча и бицепсом.
Жаль, я не высокая. Если бы я была высокая, мое худощавое тело называли бы стройным, а не детским и он, возможно, не считал бы меня младшей сестрой, которую нужно защищать.
Я не хочу, чтобы он считал меня сестрой.
– Я не понимаю, почему им не все равно, что я думаю, пока я веду себя так, как им нужно.
– Сейчас ты ведешь себя так, как им нужно, – отвечает он, – но что, если твой склонный к Альтруизму мозг велит поступить иначе, не так, как им нужно?
Ответа у меня нет, и я даже не знаю, прав ли он. Я склонна к Альтруизму или к Лихости?
Возможно, ни к тому ни к другому. Возможно, я склонна к Дивергенции.
– А если мне не нужна твоя помощь? Тебе это не приходило в голову? – спрашиваю я. – Я не слабая, знаешь ли. Вполне справлюсь сама.
Он качает головой.
– По-твоему, мое первое побуждение – защитить тебя. Потому что ты маленькая, потому что ты девушка, потому что Сухарь. Но ты ошибаешься.
Он наклоняется к моему лицу и обхватывает пальцами мой подбородок. От его ладони пахнет металлом. Когда он в последний раз держал пистолет или нож? В точках, где прикасаются его пальцы, кожу покалывает, как будто через него течет электричество.
– Мое первое побуждение – давить на тебя, пока ты не сломаешься, просто чтобы посмотреть, как сильно нужно надавить, – продолжает он, стискивая пальцы на слове «сломаешься». От его раздраженного голоса я напрягаюсь, сжимаюсь в тугую пружину и забываю дышать.
Он поднимает на меня темные глаза и добавляет:
– Но я борюсь с этим.
– Почему… – Я с трудом сглатываю. – Почему это твое первое побуждение?
– Страх не вырубает, а пробуждает тебя. Я видел это. Завораживающее зрелище. – Он отпускает меня, но не отстраняется, гладит по подбородку, по шее. – Иногда мне просто… хочется увидеть это снова. Хочется увидеть тебя пробужденной.