Диверсант. Плата кровью
Шрифт:
– Так точно! – Бывший помощник майора Рольфа встал из-за стола.
– Тогда вы свободны!
Шульц уже подошёл к дверям, когда генерал окликнул его.
– И ещё: об этом разговоре никто не должен знать! Вы меня поняли?
– Да, господин Шолль!
Начальник первого управления показал взглядом на дверь, и лейтенант поспешил покинуть кабинет генерала. Задерживаться здесь дольше необходимого он не видел никакого смысла. Как говорили древние… Держись от начальства как можно дальше. По возможности, конечно.
Вологда
Всё это оставляло самое гнетущее впечатление.
Моё настроение резко померкло. Снова накатила тоска, но не такая, как на шоссе. Я ехал и ехал, внимательно вглядываясь в названия улиц и нумерацию домов. Пока нужного мне адреса не было. И что самое неприятное, спросить не у кого. Город был словно после эпидемии. Хотя чего это я… Эпидемия здесь действительно была, и продолжается она до сих пор. Коричневая чума! Уже семьдесят лет!
Свернув на ближайшем перекрёстке, я снова принялся вглядываться в проносящиеся мимо меня строения. Ну где же он? Где?
Неожиданно мелькнул нужный номер, и я, резко затормозив, принялся сдавать назад. Ещё раз сверив, так, на всякий случай, медленно заехал во двор и припарковался возле единственного подъезда. Вышел из машины, закрыл дверь и подошёл к входу. Потянул за ручку. Дверь медленно, словно нехотя, с громким скрипом подалась мне навстречу, и я вошёл в прохладную темноту.
Поднялся на второй этаж, быстро нашёл нужную квартиру, постоял в нерешительности несколько секунд, обдумывая, что сказать, а потом нажал на кнопку звонка.
Трель была неприятной. Я поморщился от противного писка, как будто душили мышь, и замер в ожидании. Прошла секунда, другая, ещё…
Я в нетерпении переступил с ноги на ногу. Нажал ещё. Снова ничего! Да что они там все, уснули, что ли?!
Я занёс кулак и хорошенько постучал. Если там есть кто живой, то должен услышать!
– Чего бухаешь?!
Я едва не подскочил на месте, резко обернулся. Позади, из приоткрытой двери соседней квартиры, на меня зло смотрела старушка лет так восьмидесяти, а может, и поболее. Она морщила нос, словно собака, которая собирается укусить.
– Я к хозяевам из девяностой квартиры. Но они не открывают. Извините, если помешал!
Идти на конфликт не стал, хотя хотелось послать старушку подальше. На меня стало находить глухое раздражение. Но постарался загнать его подальше. А то ещё вызовет полицию, объясняйся потом.
– Так нет там никого! Ирку забрали два дня назад, а детей отдали в детский дом ещё раньше!
– Что?!
Мне показалось или соседка сказала, что всех увезли?
– Ты что, глухой?! – Бабка снова недовольно осклабилась. – Я говорю, нет никого! Иди отсюда подобру-поздорову, пока не вызвала полицию!
– Подождите! – Я успел поставить ногу, и бабка не смогла закрыть дверь. – Куда увезли Иру и детей? Вы знаете точный адрес?
– Нет! – отрезала старуха, но слишком быстро, и я понял, что она врёт.
– И всё же…
Я не собирался уходить просто так.
– Мне нужно знать!
– Кто вы? – Голос бабки изменился.
На несколько секунд я замер, обдумывая ответ, а потом сказал:
– Друг. Я знал Пашу, мужа Ирины. Очень хорошо знал. Он умер на моих руках. Но перед смертью попросил рассказать ей, что с ним случилось. Мы с ним много общались, пока сидели в лагере на Украине. От него я узнал многое, в том числе и этот адрес.
– Господи спаси! – перекрестилась соседка, а потом приоткрыла дверь и пропустила меня внутрь. – Заходи! Времена нынче неспокойные! Кругом уши.
Я прошёл внутрь и остановился в маленьком коридорчике. Из мебели здесь ничего, только старая вешалка и отвалившиеся обои. Беднота… Беспроглядная и безнадёжная.
– На кухню проходи. – Бабка протопала мимо. Я пошёл следом.
Кухонька представляла собой небольшой квадрат метра в четыре по площади и была обставлена почти так же, как и коридор. Старая газовая плита, покорябанный стол, пара стульев. На столе стояла ваза с засохшим печеньем. Вот, пожалуй, и всё.
– Садись! – приказала бабка.
Послушно сев в углу, я замер в ожидании разговора. Старушка села напротив, долго всматривалась в мои глаза, так что мне стало не по себе. Я даже слегка заёрзал. Она усмехнулась и, встав, достала чашки и поставила чайник.
– Сейчас чай попьём и поговорим.
Мне даже стало как-то неуютно. Пришёл, да что там, почти вломился к ней в дом, и даже без подарков. Я поднялся.
– Где здесь у вас магазин? Пойду что-нибудь из еды куплю. Неудобно мне.
– Из еды? – улыбнулась соседка. – Тебя как зовут, соколик?
– Николай.
– А меня баба Клава.
– Очень приятно.
– Сразу видно, что ты нездешний. И не перебивай! – Она подняла руку. – Магазин у нас есть, только купить там ничего нельзя. Всё по карточкам. Живых денег ни у кого почти нет. Раз в месяц приходит машина и привозит карточки. Так и живём.
Мне стало совсем неуютно.
До чего довели страну!
Суки!
– Тогда что я могу для вас сделать?
– Мне ничего не надо! Я уже своё отжила! А вот если ты и впрямь не балабол и можешь помочь Ире и детям, то я кое-что тебе расскажу!
Я ничего не ответил, потому что в таких ситуациях излишняя бравада словами не нужна. Да и баба Клава всё поняла по моим глазам и, налив в чашки кипятка, пододвинула одну ко мне.
– Пей и слушай!
Она протянула мне пакетик с чаем. Я молча взял его, бросил в воду и принялся ждать, пока заварится.
– Значит, забрали её два дня назад комитетчики.
– Кто?! – удивился я.
– Комитетчики. Так мы называем людей из миграционного контроля. Они подчиняются только Берлину и в принципе творят, что хотят. Могут людей средь бела дня на улице схватить.