Диверсант
Шрифт:
Ночью 13 разведчиков во главе со мной вышли через лес к батарее. Залегли у фашистских землянок, стали изучать обстановку. Надо сказать, что мы еще не успели обнаружить орудия, как из ближайшей к нам землянки вышел немец. Хотел малую нужду справить.
Разведчик Копылов оглушил его, и мы поволокли фашиста в лес. В пути разглядели, что нам попался не солдат, а лейтенант. Но придя в себя он стал кричать, сопротивляться. Пришлось «успокоить» крикуна, чтоб не шумел, уложить на плащ-накидку и тащить. Немец здоровый, волокли его
— Стало быть, лейтенант, в расположение полка вы притащили труп.
Стрельбицкий пожал плечами.
— А ты сам веришь в этот бред, взводный? — майор поднялся из-за стола. — Я желаю знать, где вы нашли труп и как пытались выдать его за «языка»?
Особист подошел вплотную, схватил за грудки Владимира.
— Да ты знаешь, что я с тобой сделаю. Надоело в разведку ходить, ночь, грязь, болота мешают. Дураков из нас делаешь. Последний раз спрашиваю, где труп взяли?
— Какой труп, товарищ майор? — не выдержал взводный, — на хрен он нужен, чтоб его по болоту на своем горбу всю ночь таскать под немецким обстрелом. Я что сумасшедший… '
— Нет, ты не сумасшедший Стрельбицкий. Ты враг. Скрытый враг советской власти. Когда другие жизни кладут за Родину, ты со своими бойцами командование обманываешь. Вместо разведданных трупы подсовываешь. Да тебя расстрелять мало.
— Да как же так, товарищ майор, какой же я враг? — прошептал лейтенант.
— А это мы сейчас посмотрим, разберемся, — «особняк» вернулся за стол, раскрыл планшет, вытащил папку. — А скажи мне лейтенант, где ныне твой отец?
— Отец? — переспросил Стрельбицкий. — Он умер в 1932 году.
— Ну допустим. А братья?
— Братья воюют…
— Где встретил войну?
— В Одессе, на курсах политруков.
— В разведку как попал?
— Добровольно попал. Приехал в наш автовзвод комиссар полка и говорит: «Вот что Стрельбицкий в разведке у нас беда, всех перебили. Пойдешь? Только добровольно». Пойду, ответил…
— Ну и что?
— А ничего, товарищ майор. Неделю походим в ночные рейды — из 20 человек во взводе половины не остается. Наберу новых — и опять в рейд. Вот такой я враг народа, удумал трупы таскать. Свой лоб и своих ребят под пули подставлять… За труп, конечно.
Майор посмотрел на лейтенанта и захлопнул папку.
— Знаешь, Стрельбицкий, одного в толк не возьму, как он мог застрелиться у вас на глазах? И никто ничего не слышал. Как это объяснить?…
— Не знаю, как объяснить. Если б все на войне объяснить можно было, то немец не дошел бы до Александровки, — тихо произнес взводный.
Особист откинулся на стуле и долго смотрел на взводного. Потом расстегнул кобуру, вытащил из нее пистолет, положил перед собой на стол.
— Видишь? — спросил он.
—
— Еще раз повторится, — майор вскинул ладонь, — вот этой собственной рукой пристрелю как собаку. Не забудь.
Стрельбицкий посмотрел на майора, на его растопыренные коротенькие, пухлые пальцы, на пистолет на плохо обструганном столе:
— Не забуду…
В поиск уходит разведка
В избе, где вповалку спали разведчики, распахнулась дверь. В ту же секунду лейтенант Стрельбицкий открыл глаза и нащупал цевье автомата.
На пороге стоял часовой.
— Командир, ребята! Немцы!
С окраины села уже слышались выстрелы, крики солдат. Разведчики быстро выбежали из избы. Часовой, наклонившись к Стрельбицкому, доложил:
— На левом фланге прорвались, товарищ лейтенант.
— Вижу, что прорвались. А где третья рота?
— Драпает третья рота…
Теперь взводный уже и сам видел, что драпает. По селу, прямо по дороге бежало десятка два солдат. Они даже не отстреливались. Иногда оглядывались, далеко ли немцы, и вновь бросались наутек. Разведчики сосредотачивались за домами деревни, вели огонь в сторону фашистов.
Стрельбицкий беспомощно смотрел, как мимо них пробежали бойцы третьей роты и уже с окраины села показалась цепь немецких солдат. На снегу их мышиного цвета шинели были видны издалека.
Лейтенант подал знак своим — отходим.
У сельского дома, где располагался штаб, он увидел, как из окна вылезает командир полка. Взводного не ко времени и не к месту разобрал смех: таким он своего строгого командира еще не видел. И тут Владимир вспомнил: у штаба полка всегда стояла зенитная установка. Четыре пулемета вместе, в едином кулаке. Почему они молчат?
Он бросился к дому и увидел установку без зенитчиков. «И эти сбежали, — в сердцах подумал Стрельбицкий, заскочив в кресло наводчика, перевел пулеметы из зенитского положения в горизонтальное и только тогда совсем рядом за деревьями разглядел фигуры фашистов.
…Зенитная установка — это лавина огня. В бескрайнем небе попробуй поймай самолет, а на земле — мощное оружие. Мышиные шинели сначала бросились на землю, укрываясь за деревьями и камнями, а потом — поползли обратно.
Лейтенант поливал огнем фашистов, сколько было сил. А когда кончились боеприпасы, посиневшие от напряжения пальцы разжать не смог. Уже с криком "Ура!" пробежала в обратную сторону третья рота, а он все сидел на месте зенитчика, не чуя ни рук ни ног.
Вокруг сгрудились его разведчики, подошел командир полка.
— Ну что, Стрельбицкий, молодец! — бодро сказал майор, оправившись от волнения.
Владимир лишь грустно усмехнулся, вспомнив задницу комполка в окне дома.
— Все свободны, — скомандовал комполка, — а взводный ваш останется со мной.