Диверсанты из инкубатора
Шрифт:
– Не дергайся, – предупредил его Михей. – Быстро, но без резких движений сядь на стул. Руки держи на стойке. Если я замечу, что ты выбиваешь барабанную дробь, ковыряешь под ногтями, я тут же прострелю тебе живот. Потому что мне лишние знаки ни к чему.
Родионов не смог послать ни одного знака, хотя принял их за последнее время немало.
– Мне бы у Левицкого потренироваться, – пробурчал он, соблюдая хладнокровие. – Как ты добрался до острова?
Михей прибыл на место встречи на морском трамвайчике. На причале Скьявоне, где он купил билет на трамвайчик, он нашел платный туалет. Заспанная
– Где Дикарка? – спросил Михей. – Нет, поворачиваться и показывать не надо. Я неплохо изучил это место. Если снова будешь в Венеции, смело можешь нанять меня поводырем. Обещаю, глаз к тому времени у тебя не будет.
– Позади и справа стоит на приколе катер.
– Да, я видел его. Дальше. Справа от него другой такой же катер. Дикарка там?
– Да.
Михей давно обратил внимание на эти катера. У них широкая площадка, просторный люк, ведущий в трюм, в камбуз, высокая рубка. Эти два тихоходных катера не боялись низких венецианских мостов, потому что приравнивались к трагетто, по сути своей паромам, которые обеспечивают переправу через каналы там, где отсутствуют мосты.
В данное время все эти люди находились на острове Святого Петра (в прошлом резиденция венецианского патриарха), откуда открывался прекрасный вид на верфи.
– Какие планы у Кунявского? Как он намерен перейти границу?
– На водном такси. Если ты обернешься, увидишь его. Оно трется о борт парома.
– Кунявский планирует уйти через проход Лидо?
– Да. – Родионов глазами указал в сторону острова, который имел два прохода в Венецианский залив: Лидо на северо-западе и Маламокко на южной оконечности. – Главное, проскочить эти ворота, а дальше нейтральные воды. Такой скоростной катер не рискнут преследовать даже пограничные катера, скорость у него высокая.
Михей все чаще хмурился. Его не отпускало слово «показуха». Перед кем показывать себя Кунявскому? Его учили и научили диверсионной работе, которая не терпит показухи, разве что на показательных выступлениях.
Он вспомнил, как их заставляли рубиться перед слепыми окнами центральной казармы, и каждый знал, что окна только с виду слепые. За ними высокие чины и большие люди. Кто-то пришел посмотреть на «детскую» сечу по своему желанию, кто-то заплатил деньги.
Михей не отвергал этого слова. Спортсмен без показательных выступлений не спортсмен. Спецназовцам публичность ни к чему. Если им не прикажут.
Он понимал, что отбирает время у себя, Дикарки, что все эти мысли отвлеченные, но как заводной носился по открытому кругу.
– Вынимай сотовый телефон, – распорядился Михей. – Звони Кунявскому. Скажешь ему, что разговорился с проституткой, у которой я провел ночь. Он может поговорить с ней. Ни одного лишнего слова, иначе свалишься в канал и нахватаешь раной столько воды, что уже никогда не всплывешь. Я дарю тебе жизнь.
– Ты не можешь подарить мне жизнь, – хмыкнул Родионов. – Наши планы совпадают.
Матвеев не мог выйти из кафе, подойти к барной стойке и хотя бы перемигнуться с Михеем. Он узнал его так, как «узнают камешек в песке», как узнают знакомого человека в толпе, и неважно, во что он одет, сколько времени прошло с последней встречи. Если он подойдет к нему, то фактически убьет его раньше времени.
Однажды он поверил Левицкому. Михей не отступит и пойдет на смертельный контакт с бывшими однокурсниками. Но не потому, что он научил его этому, а потому, что не смог отучить от того, что ему привили на татами.
Матвееву показалось, он нашел выход, который и выходом-то не назовешь, так, смотровое окошко. Ему не хотелось оправдываться перед этим парнем, а просто сказать правду.
Он вынул листок со своими ночными выкладками и резолюцией генерала Бурцева и рядом написал: «Куратор проекта на второй лодке. Прости за все. Матвеев».
Подозвав официанта и сделав ему заказ, он с этого времени смотрел только вперед, через пролив Святого Петра, шириной не больше шестидесяти метров.
Официант стал слева от Наймушина и поставил перед ним стакан с коктейлем. Негромко добавил:
– От господина, который пожелал остаться неизвестным. Кажется, он что-то написал на салфетке.
Михей поднял стакан с «салфетки», отпил глоток, бросил взгляд на сложенный вчетверо лист бумаги. Взял его, отер губы, еще раз, развернув листок, и положил перед собой. Он тут же узнал почерк Матвеева.
«Группа Наймушина вышла из-под контроля, чтобы спасти члена своей команды…
в процессе обучения не учтена дружба…
Группа Кунявского вышла из-под контроля, чтобы наладить баланс, нарушенный мною в процессе отбора кандидатов в разведгруппу…
…потерянный отрезок времени часто дает о себе знать, отражается на работе, к которой курсантов привлекли впервые»…
И только после этого Михей прочитал резолюцию:
«Эксперимент доведен до конца. Проект „Организованный резерв“ закрыт как неперспективный 30 августа 2006 года».
И размашистая подпись.
– Передай Матвееву, что я не в обиде на него, – чуть слышно прошептал Михей, скомкав бумагу. – И поторопил Родионова: – Ну, давай иди.
Через минуту Матвеев набрал номер Иво Фалкони:
– Паспорта агентов на пограничном посту?
– Разумеется. – Голос Иво вибрировал от волнения. – И наш венецианский партнер трусит по этому поводу. У него в кармане паспорта на людей, которых ищут за убийство. А ты говорил, что на уме у них горные велосипеды, горные маршруты, родниковая вода. Он не сможет пропустить их, ты это понимаешь? Забрать документы? Ведь все закончилось, не так ли?