Диверсионная война
Шрифт:
Женщин насиловали втроем – Скуба, Карась и примкнувший к ним Макович.
– Не, эту мымру сами дерите, – ухмылялся Тарас. – Я столько не выпью. А кто это у нас тут такой красивый и неразговорчивый? – Он замурлыкал, предвкушая блаженство, рухнул на колени перед миловидной малолеткой. Склонился над ней, провел языком по лицу. Девочка очнулась, замычала от отвращения. А Скуба, глухо улюлюкая, уже стаскивал с нее шортики, порвал на две половинки майку…
Женщины стонали от бессилия, плакали. Их насиловали грубо, с особой жестокостью. Карась оказался не капризным, женщина в годах его вполне устроила. Он швырнул ее на спину, оттянул волосы, работал мощно, при этом ухал, точно филин. А когда заканчивал свои дела, всунул голову женщины в щель между стеной и кроватью. Там она и осталась, когда довольный Карась отвалился, а его «свято место» занял Макович с заранее спущенными штанами. Несчастная уже не дергалась, силы кончились, лежала, безразличная ко всему. Обмяк Степан Шуприч в кресле, по щекам текли слезы. Сладострастно рычал Макович, забивая свой «инструмент» в безжизненное тело. Пыхтящий Карась рвал на куски малолетнюю девочку – у той начинался истерический припадок. Первый сексуальный опыт оказался не таким, как она представляла. Весьма довольный собой, он слез с распростертой на полу девчонки, подмигнул мнущемуся у порога Богдану:
– Будешь?
Тот брезгливо покачал головой:
– После тебя, Карась – что объедки со стола доедать.
– Надо же, какие мы привереды, – хохотнул Карась. – Ну, не хочешь, как хочешь.
Он обнажил нож и провел с нажимом девчонке по горлу. Брызнула струя. Девочка дернулась пару раз – заблестели и выкатились из черепных впадин глаза. Задергался, застонал мужчина, привязанный к креслу. Макович стащил с кровати вторую женщину – ее ноги были в крови, ночнушка задралась. Он перевернул ее ногой и тоже достал нож. Женщина не подавала признаков жизни. Конечности болтались, словно были набиты бисером. Глаза ее были приоткрыты, лицо исковеркала судорога. Кожа покрывалась землистыми пятнами.
– Бледная какая-то, страшная, – поцокал языком Карась.
– А шо ты хочешь? – хихикнул Скуба. – Встала рано, не успела накраситься. – Он всмотрелся. – А она точно живая?
Макович потыкал в нее пальцем. Женщина не реагировала. Она была мертва. Видно, задохнулась, когда ей зажало голову.
– Може, симулирует? – Макович сглотнул.
– Гы-гы, – заржал Карась. – Дыхания нет, трупные пятна… Точно симулирует. Поздравляю, Степан. – Он ощерился шакальей улыбкой. – Ты покойницу трахал. Ну, и как оно, некрофилушка?
Макович бледнел на глазах. Попал, называется. Теперь на всю жизнь прилипнет соответствующее клеймо. Товарищи уже смеялись – негромко, чтобы не выдать себя. Даже капитан Бурковский, выглядывающий из сеней, беззвучно смеялся, хотя глаза при этом оставались холодными. Макович разозлился.
– Так вистачить іржати, кретини. – Он непроизвольно перешел на мову. – Жива вона була, я ж пам’ятаю!
Злость ударила в голову. Он подскочил с ножом к привязанному в кресле мужчине – тот уже ни на что не реагировал, отрешенно смотрел на мертвых родных – принялся кромсать его ножом! Впрочем, опомнился – он же диверсант со стальными нервами! – ударил мощно в живот, провернул на девяносто градусов, разрывая внутренности. Бурковский укоризненно покачал головой – он продолжал делать мысленные заметки. Далее шло как по маслу. «С воли» передали канистру с бензином, диверсанты облили мертвые тела (чтобы наверняка после взрыва от них ничего не осталось). Гаевский и Первак оперативно минировали дом – взрывчатки с собой принесли больше чем достаточно. Часть динамита заложили в подвал, часть распределили по комнатам. Лихорадочно тянули провода между зарядами, устанавливали запалы. На улице стояла тишина, расправа с семьей прошла практически бесшумно, соседи ничего не слышали. И снова тени скользили по ночному воздуху. Обратная дорога всегда короче. Выпускной экзамен подходил к концу. Овраг, дорога, освещенная луной («И только мертвые с косами», – затерто пошутил Олейник). Поскрипывали оси телеги, груженной какими-то мешками, ее тащила одинокая кобыла. Возница дремал, опустив поводья. Это был не призрак, это была реальная телега с лошадью, словно и не двадцать первый век на дворе! Соблазн напугать сонного старика был велик – у диверсантов было благодушное игривое настроение. Но они сдерживались, всевидящее око следило за ними и даже снимало на миниатюрную видеокамеру. Подвода протащилась, десантники по одному перебежали дорогу. Компания на берегу уже угомонилась, но палатка подозрительно покачивалась и стонала. Ухмыляясь, диверсанты проскользнули мимо. Желающие уже утолили свои потребности. Переправа, снова овраг, лес. В норматив по времени уложились. У бэтээров их поджидали люди. Но не все еще было выполнено. Оставалось самое интересное. Лейтенант Петрик вскарабкался на косогор, с которого открывался вид на спящее село. Остальным было тоже интересно – все полезли за ним. С пульта дистанционного управления Петрик произвел подрыв. В центре села прорезалась двойная вспышка. Хлопнуло, а потом под темно-синим небом воздвигся гигантский огненный шар!
– Лопни мои глаза… – восхищенно пробормотал Скуба.
Взрывчатки не пожалели – вряд ли что-то осталось от дома. Возможно, пострадали и соседние строения, но диверсантов это мало волновало – пожарная охрана существует для подобных случаев. Пусть не в этом селе, ничего, доедут, если поторопятся. В центре Гиляни бушевал сильнейший пожар, снова что-то хлопнуло, сноп пламени взвился в небо – видимо, у кого-то взорвался газовый баллон. Село просыпалось, из низины доносились крики. Мелкие фигурки носились по улицам, словно муравьи. Что ни говори, это было удачное, а главное, зрелищное завершение мероприятия…
Спустя трое суток на Днепре у Киева.
– Три дня не виделись, Дмитрий Сергеевич, соскучились уже?
– Тоска по Родине, знаете ли, – усмехнулся подполковник Романов. – А вы, Семен Игнатович, ее кусочек, вот и не могу на вас насмотреться.
Он забросил в воду стальку – спиннинговое удилище с крупной инерционной катушкой, на которую вместо лески была намотана тонкая стальная проволока. Течение на Днепре было сильное, а проволока, в отличие от лески, была менее к нему восприимчива. И скопления ракушек на бровках не способствовало использованию лески – она постоянно рвалась. Дмитрий Сергеевич зафиксировал пальцем катушку и начал медленно сматывать снасть. Одновременно присел на складной стульчик – в ногах, как известно, правды не было.
– Наверное, шутите? – Связной, одетый в легкую ветровку, посмотрел по сторонам, сунул руки в карманы и присел на сплющенный валун недалеко от воды. Время было раннее, он зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Конечно, шучу. Во-первых, какая тоска по Родине в семь утра? – Романов усмехнулся. – Посмотрите по сторонам. Чем представленный пейзаж отличается от пейзажа где-нибудь на Оби или Волге? Найдите десять отличий, называется. Да, местами живописно, но все так знакомо… Во-вторых, я сам с Оболони, урожденный киевлянин, хотя сам этнический русский. В 91-м грянула независимость, и я, не поверите, горячо ее поддержал. Любил Украину, чего скрывать, хотелось, чтобы она стала сильным процветающим государством. Молодой был, романтиком.
– Что же изменилось?
– Поменял свое мнение, – пожал плечами Романов. – Не о такой независимости мечталось. И если честно, никогда не представлял Украину в отрыве от России. Чтобы Россия стала заклятым врагом, виновным во всех бедах свободолюбивого молодого государства… это насколько же слабоумными должны быть люди, утверждающие такое на полном серьезе…
– Утверждают не только слабоумные, – улыбнулся Януш. – Власть на Украине не тупая. Она зависима, сами знаете, от кого. Оттого и ведет страну к полному краху – экономическому, финансовому, социальному. А в итоге опять обвинят во всех бедах Россию. Это нормально, Дмитрий Сергеевич, что вы поменяли свое мнение. Только глупые и мертвые не меняют своего мнения. Но вы же долгое время жили в России?
– Жил, – согласился Романов. – Потом вернулся в Киев, женился, стал отцом… Вы считаете это приемлемым, Семен Игнатович, – обсуждать биографию российского разведчика, служащего в секретном отделе украинского Генштаба?
Оба засмеялись. Утренний воздух был чист и приятен. Легкая волна накатывала на берег Днепра. Жужжали комары, но толстый слой репеллента на лицах и одежде их пока отпугивал. Берег был изрезан, завален камнями. Отлогий пляж был в длину от силы двадцать метров. За спиной вздымался обрыв. Где-то слева, в сизой дымке возвышались портовые краны, виднелись ряды грузовых контейнеров. По фарватеру медленно шла груженная углем баржа. Посторонних лиц в окрестностях не было. На площадке за утесом припаркован джип Дмитрия Сергеевича. Другие машины там отсутствовали. На чем прибыл связной в это отдаленное от центра Киева местечко, Романова не волновало. Будучи заядлым рыбаком, Дмитрий Сергеевич знал несколько малопосещаемых мест на берегу Днепра. Но занимать место там надо было рано, пока не съедутся другие желающие. Он часто приезжал сюда со спиннингом, иногда ставил закидушки. Улов был не редкостью – пелядь, лещи, порой попадался судак, даже карась.
Он вытащил снасть из воды, грустно уставился на поводок с тремя болтающимися крючками. Шарики пенопласта в компании дождевых червей были в целости и сохранности. Вздохнув, Дмитрий Сергеевич снова закинул снасть, украдкой посмотрел по сторонам, мазнул взглядом скучающего связного.
– Сочувствую, Дмитрий Сергеевич, не клюет сегодня. Не волнуйтесь, я побродил по берегу, все чисто. Выкладывайте, зачем вызвали.
– За камнем, на котором вы сидите, лежит папка. В ней все, что мне удалось собрать на диверсантов капитана Бурковского и на самого Бурковского. Группу окрестили «Гепард», ей уделяется, как уже сказано, повышенное внимание. На группу возложены большие надежды. Бойцы прошли полный курс подготовки под надзором американских инструкторов, с честью сдали экзамен…