Диверсионно-штурмовой отряд
Шрифт:
Сам подошел к Лисицыной. Ее мертвое лицо побледнело, но было спокойным. Открытые глаза смотрели в сторону леса, туда, где находился схрон. Видимо, умерла, так и не поняв, что произошло.
Григорий проговорил:
– Эх, Валя, Валя, ну зачем ты вышла из караулки?
Вздохнув, он закрыл ей глаза, отошел к караульному помещению, откуда появился сильно испуганный Степанов.
Вероятно, он увидел в караулке Омара, спросил:
– А... это... тот нерусский... что... и есть диверсант?
– Да! Их главарь!
– А... остальных... вы убили?
– Вас это смущает?
– Нет, я просто... хотел спросить... Федора... тоже?
– Вам его жаль?
– Нет! Но я хотел бы знать, он убит?
Пашин внимательно посмотрел на начальника караула, ответив:
– Нет! По крайней мере, до недавнего времени был жив. Он сейчас со своим дружком, уже, кстати, получив оплату за содействие бандитам, ждет их недалеко отсюда. В селе Ильинском! Знаете такое?
Степанов ответил автоматически:
– Да, да, конечно, это глубже в лес по водохранилищу. Там раньше почти все мои родственники жили! А... что будет с Басовым?
– Он, как и его напарник Каштанов, а также главарь наемников, которого только что протащили в караулку, предстанут перед судом. Ну а уж тот и вынесет приговор.
– Их судить в Туре будут?
– Не знаю! Вряд ли! Обычно такие дела рассматривают на самом верху. И, извините, мы еще не закончили работу.
– Да, да, конечно! Но что делать мне?
– Продолжать руководить караулом.
– Но... трупы... о них и о том, что здесь произошло, надо бы доложить? Хотя...
– Вот именно, что хотя... Василий Петрович! Занимайтесь своей службой. И, пожалуйста, не задавайте больше вопросов.
Степанов ответил четко, по-военному, даже приложив ладонь к фуражке, отдавая честь:
– Есть продолжать службу, товарищ подполковник! Разрешите идти?
– Идите, Степанов, работайте!
Говоря Степанову о том, что Басов с Каштановым спокойно ждут возвращения своих работодателей, подполковник ошибался. В девяти километрах от плотины, в селе Ильинское, а точнее, внутри остова более-менее сохранившейся церкви, случилась своя бойня! За полчаса до того, как Омар отправил своих боевиков на смерть.
Оставшись вдвоем в темном остове сохранившегося храма, Каштанов развел костер. Басов присел рядом с подельником. Тот спросил:
– Омар рассчитался с нами?
– Да! Аванс выплатил наличными, остальное получим за бугром по чековой книжке.
– А за бугор этот свалить сможем?
– На нас сделаны заграничные паспорта. Уходить будем под чужими именами. Это и к лучшему. Для всех в России мы исчезли. И никто нас искать не будет.
Каштанов почесал затылок, уточнил:
– Кроме людей этого Омара! Не оставят, Федор, они нас в покое! Чую, ни хрена нам не светит за границей. Не отдадут «лимон» баксов. Проще грохнуть по-тихому.
Басов возразил:
– Что им мешало завалить нас здесь безо всякой платы? Как привезли наемников сюда, так те и грохнули бы нас, бросив трупы в водохранилище. Нет, Витя! Ничего нам не сделают. И доставать не будут, не те мы люди, чтобы использовать еще где.
– И все равно, Федор, не верю я им! Поэтому лучше поступить так. Ты отдашь мне наличку, и я уйду! Не надо мне никаких заграниц, и шика особого не надо. Со ста штуками я и в России укроюсь неплохо.
– Что-то ты, Витя, раньше по-другому пел. О шикарной жизни мечтал. А как эта жизнь оказалась такой близкой, решил отказаться от всего? С чего бы это?
– Я уже сказал, не верю им! На зоне мне пришлось многое повидать. И многих. Были там и такие душегубы, которым человека на нож поставить так же легко, как клопа раздавить. У Омара такой же безжалостный и безразличный взгляд, как и у тех, кому человеческая жизнь – пыль. Признаюсь, боюсь я его! Вернется и прикажет своим наемникам завалить нас! Деньги заберет, паспорта сожжет, а чековая книжка может фуфлом оказаться. Ни ты, ни я в этом ни хрена не соображаем. И все дела! Будет нам жизнь шикарная в какой-нибудь яме или прямо тут, в церкви. А лучше, Федор, вдвоем свалить. Уйдем лесом, в нем же и затаимся на время. Потом в тайгу подадимся. С бабками и артель свою сгондобить можно, хочешь, рыжье ищи, хочешь, песца бей. В тайге свои законы, и жить там можно не хуже, чем на каких-то задроченных Канарах. Я знаю, что говорю. А, Федор?
Басов взглянул на Каштанова:
– И девятьсот штук на ветер выбросить? Ты хоть понимаешь, какие это деньги?
– Понимаю! Бобы большие, слов нет, но жизнь дороже.
– Ни хрена ты не понимаешь!
– Ну тогда давай мне баксы, пойду я! Себе оставь на дорогу, остальное отдай. И линяй за бугор с Омаром. А девятьсот штук можешь все себе забрать, я не в претензии.
Бывший начальник караула задумался, положив руку в боковой карман куртки. В карман, где лежал кинжал, переданный ему Омаром. Делая вид, что обдумывает предложение подельника, Федор на самом деле думал о том, как лучше всадить клинок в сердце Каштанова.
Он поднялся:
– Ну хорошо, Каштан! Ты свой выбор сделал, и помешать тебе я не могу! Но деньги разделим пополам!
– Чего жмешься? Тебе и так почти все достанется.
– Это почти все еще получить надо, а до этого выбраться из страны. Так что получишь 50 штук. И можешь валить куда хочешь.
Каштанов тоже поднялся:
– Ладно! Отстегивай долю! Только уговор, Омару ни слова, в какую сторону я пойду. Хотя... один хрен, этим наемникам в лесу меня не взять! Давай деньги.
Басов прошел в угол, вытащил дорожную сумку. Из нее – пакет, отсчитал половину находящихся в нем пачек, бросил свою часть в сумку, пакет же передал подельнику.
Каштанов, приняв доллары, сел на бревно у костра, начав считать купюры, разрывая пачки.
Видя, что подельник поглощен подсчетом доли, Басов медленно зашел к нему за спину. Вытащил нож. Собравшись с духом, сделал резкий взмах, целясь Каштанову в левую сторону спины. Но... вместо того, чтобы почувствовать, как сталь входит в тело, пролетел мимо Каштана и, споткнувшись о бревно, упал рядом с костром. В следующую секунду почувствовал на себе вес того, кого хотел убить.