Диверсионно-штурмовой отряд
Шрифт:
Каштанов перехватил нож, зажав горло бывшего товарища плотным захватом.
– Что, сука? Убил, тварь? Вот какая твоя плата за то, что я сделал? Все решил себе забрать? А меня в расход, мразь? Я тебя давно раскусил. Не зря по лагерям чалился, опыт приобрел. Ждал, когда же ты дернешься? Вот и дождался. Молись, Федор Васильевич, последние секунды тебе жизнь отсчитывает.
Басов с трудом прошипел:
– Погодь... Каштан, не убивай!.. Я... не хотел... бес попутал... все отдам, Каштан!.. Не убивай!
Каштанов усмехнулся:
– Я и так все заберу!
– Нет... нет... Каштан... у меня еще есть... деньги еще есть... недалеко... в Валуе.
– Деньги, говоришь?
– Да, да, деньги и золотишко... кой-какое... от родителей и предков досталось.
– У кого хранишь в Валуе?
– Скажу, все скажу, только отпусти!
Каштанов ослабил захват. Резко поднялся, держа нож в руке. Следом поднялся и Басов.
Он старался не смотреть в глаза бывшему подельнику.
– Деньги и побрякушки у одной бабы.
– Адрес?
– Э... сейчас... короче, Валуй, бывшая улица Дзержинского, дом 17... квартира 2.
Каштанов неплохо знал Валуй. Да, улица Дзержинского там была, правда, сейчас она называлась по-другому. Но это неважно. Важно то, что улица эта оканчивалась частным домом под номером 15. Следовательно, Басов лгал.
Каштанов не подал вида, что раскусил Басова, спросил:
– И сколько там бобов?
– Деньгами немного, тысяч тридцать в баксах, а вот драгоценностей, пожалуй, еще на сотню наберется.
– Так мне твоя подруга и отдаст их!
– Отдаст. Я записку напишу. Прямо сейчас! Клянусь всем святым, отдаст!
– Что ж, пиши свою записку.
Басов полез во внутренний карман, видимо за блокнотом и ручкой. И в это время Каштанов нанес ему первый удар в живот. Клинок по рукоятку вошел в тело обреченного Федора Васильевича. Тот широко раскрыл глаза, прошептав:
– Ты что? Я же...
– Это тебе, Федя, за всю твою мерзопакостность! А на те деньги и побрякушки, что хранятся в Валуе, пусть твоя баба закатит тебе шикарные похороны!
– Каш...
Каштанов выдернул нож, сделал шаг назад и наотмашь полоснул клинком по горлу Басову.
Федор упал, схватившись за широкую рану, из которой толчками пошла черная кровь. Захрипел, зрачки закатились, тело пробила конвульсия.
Каштанов, бросив нож в костер, положил пакет в сумку уже мертвого подельника и вышел из церкви.
Бойцы первой штурмовой группы, контролировавшие село Ильинское, вернее, остов церкви, как только из нее ушла боевая группа Омара, отключили дистанционное прослушивающее устройство, посчитав, что ничего важного из разговора двух местных сообщников террористов не узнают. Они контролировали церковь, но не могли знать, что происходит внутри полуразрушенных стен. Поэтому и не вмешивались в разборку между Басовым и Каштановым. И только когда из остова появилась фигура одного из бандитов, старший группы слежения вызвал на связь своего непосредственного командира:
– Ворон! Я – Селение-2! Срочный вызов!
– Что у тебя?
– Из Ильинского, по-моему, собрался линять как минимум один из двоих подельников Омара!
– Мне сейчас некогда, прапорщик! Действуй по обстановке. Если бандюки попытаются скрыться, остановить их! Все! Отбой!
Прапорщик переключился на напарника:
– Костя! С моей стороны, похоже, наши клиенты собрались покинуть базу! Пока на выходе один. Приказ Воронцова не допустить их отхода! Сближайся с собором и входи в него. Я перекрою свою сторону!
– Понял тебя, Леня! Начал сближение.
Каштанов, определившись с маршрутом, шагнул прямо в кусты. Но не прошел и десяти метров, как перед ним выросла высокая фигура человека в камуфлированной форме, с автоматом, направленным на него. От неожиданности Каштанов чуть не споткнулся о корягу. Вернее, он споткнулся, но удержался на ногах, разорвав брючину выше голенища кирзового сапога.
Фигура приказала:
– Стоять на месте! Я – офицер спецназа. Любое движение – выстрел!
Каштанов все понял. Накрылась не только относительно обеспеченная жизнь, но и свобода. Менты или ФСБ все же вычислили банду. Осталась одна перспектива – загнуться в камере. Такие дела, как терроризм, не прощаются. Каштанов сплюнул на траву. Все! Доигрались. Но лучше уж пуля от этого спецназовца, чем одиночная камера до конца дней. Бывший тракторист принял решение. Начав опускать сумку, до земли ее не донес, а швырнул в вооруженного человека и тут же рванулся на него, рассчитывая получить пулю в лоб, которая избавит его от дальнейших мучений и позора. И боец спецназа выстрелил. Спокойно уклонившись от сумки, не сойдя с места. Прапорщик был профессионалом и умел принимать решения молниеносно. Пули ударили Каштанова по ногам, перебивая голени. Бандит упал в нескольких метрах от бойца спецназа. Каштанов взвыл от боли и бессильной ярости. Спец сумел и тут переиграть его, стреножив, как неразумного жеребца. Прапорщик проговорил:
– Я же предупредил тебя, урод! Куда дергался? Решил, что завалю тебя? Нет, корешок, ты еще ответишь за свои дела! По закону ответишь!
Каштанов, перевернувшись на спину, взглянул на человека в камуфлированной форме. Произнес, пересиливая боль:
– Слушай, мент! Твоя взяла, базара нет! В сумке сто штук баксов. Я не прошу воли, все одно теперь мне уже не уйти отсюда, одолжения прошу за неплохие деньги. Кончи меня!
Но офицер не обратил на его слова никакого внимания, вызвав по связи напарника:
– Костя! Ответь!
– На связи!
– Что у тебя?
– Я в церкви. Тут – труп Басова. Убит двумя ударами ножа, в живот и горло. Клинок брошен в костер! У тебя как?
– Взял подельника покойного Басова! Лежит вот передо мной, просит, чтобы пристрелил. Дернулся придурок, пришлось перебить ноги!
– Ясно! Слушай, надо бы командованию о произошедшем сообщить!
– Надо! Но не сейчас! Сейчас у ребят самая работа начнется. Не стоит отвлекать. После пяти часов свяжусь с Воронцовым. А пока подождем. Ты давай на прежнюю позицию. Продолжим наблюдение за подходами к селению. В церкви нам пасти уже некого!
– Добро, Леня! Возвращаюсь на позицию. Конец связи!
Отключив рацию, прапорщик взглянул на Каштанова.
Тот зло бросил:
– Сука мусорская!
И отвернулся от бойца спецназа, сморщившись. Боль в перебитых ногах пылала нестерпимым огнем.
Это понимал и прапорщик. Он достал боевую аптечку, из нее шприц-тюбик с промедолом. Подошел к раненому, вколол ему обезболивающий препарат, заодно быстро и профессионально обыскал его. Поднялся, бросил к лицу санитарный пакет.
– Перевяжи раны. Боль сейчас отпустит. И лежи тихо.