Дивнариум
Шрифт:
— Давай спать, — сказал я мрачно. Пергамент прилип ко мне. но сохнуть не торопился.
Наутро мы проспали: я открыл глаза, когда солнышко уже ласково пригревало, а точнее, припекало. Ну немудрено, после таких-то испытаний! Да и куда нам торопиться…
Шипя и ругаясь, я отодрал от себя присохшее скукожившееся как шагреневая кожа письмо (где они взяли такой скверный пергамент?!) и остолбенел. Пропавшие было письмена отпечатались на моей собственной шкуре…
С Афаделью при виде этого
Когда она разогнулась, то, вытирая обильные слезы и икая от хохота, заявила, что теперь посланием являюсь я и именно меня она вручит дунадану, если найдет. Вместе с сердечком.
Я был занят тем, что проверял заклепки, и не ответил.
— А если у него не окажется зеркала? — попытался выкрутиться я. — А если я не дойду? А если в пути пропаду?
— Я просто сниму с тебя шкуру, — ответила Афадель. — А вместо зеркала используем гладь речных вод.
— Я всегда знал, что на тебя можно положиться, — ответил я.
И тут же подумал о заклепках: если Афадель снимет с меня шкуру, то найдет и заклепки. Какой позор! Придется сделать все, чтобы этого не случилось! С этими мыслями я столкнул ладью на воду и мы поплыли дальше. Вниз эх да по Андуину…
Впереди уже слышен был грохот Рэроса.
— Придется ладью по берегу тащить, — вздохнула Афадель. Мне, признаться, тоже не хотелось напрягаться.
— Пауков тут не хватает, — сказал я. — Они бы нас живо спустили вниз!
— Надо было захватить парочку, — поддержала подруга и пригорюнилась, но тут же оживилась: — А давай так спрыгнем!
— Ты с ума сошла! Мы только что пергамент высушили! Вдруг еще сердечко смоется, что тогда делать будем?
— А мы из паруса парашют сделаем! А сердечко я тебе и так нарисую.
Я замотал головой. Моя шкура еще была мне дорога. Равно как куртка, штаны, сапоги, кинжал, лук, колчан со стрелами и драгоценные камни в ухе, частично маскирующие заклепки. Я уж молчу про трандуилово послание. В конце концов, мы должны оправдать надежды нашего короля и доставить хотя бы аутентичное сердечко.
— Тогда ладью ты потащишь, — тут же сказала Афадель. Я так и знал! Поэтому подготовился заранее и парировал:
— А ты понесешь все барахло!
И добил:
— И мачту с веслами.
— Я понесу самое ценное, — возразила она. — Письмо!
— Так ты ж сказал, что теперь письмо — это я! Значит, ты понесешь меня, а я понесу ладью!
По взгляду Афадели было понятно, что она мне это еще припомнит. Она не сдалась и охладила мой пыл:
— Я понесу аутентичное письмо. На котором сердечко.
Я пообещал нарисовать себе на пузе хоть два, но безжалостная Афадель вырвала у меня из рук письмо и сунула его в сапог. И выразительно посмотрела на ладью.
Я тяжко вздохнул и, стеная и хватаясь
Афадель зааплодировала.
— Когда мы вернемся, я скажу его величеству, что ты непревзойденный мастер перевоплощения и можешь вытсупать с номерами на домашних концертах.
Я подскочил, будто меня скорпион в задницу ужалил. От подруги и не такой подлянки можно было ожидать, а изображать кого-то в постановках короля нашего Трандуила я категорически не желал! Увольте — учить часовые монологи на квэнья, которые я даже не понимаю!
И почти никто не понимает, но учат, скрипя зубами, и хлопают в нужных местах. (Спасибо Леголасу, он знаки подает из-за дуба, который наше всё — и скалы, и замок, и занавес… упал бы он уже, что ли. На короля. Хотя неизвестно еще, кто окажется крепче.)
И я резво потащил ладью в камыши. Афадель смилостивилась и немножко мне помогла. В принципе, было не так уж тяжело, когда я сделал себе упряжь из веревки и впрягся в нее. Афадель подталкивала сзади. То есть я так думал, что подталкивает. Когда я обернулся, чтобы сказать ей, что нам осталось каких-нибудь восемь миль, то увидел, что она сидит на корме, беспечно болтая ногами.
Я сбросил ярмо и минут пять экспрессивно произносил монолог, из которого следовало, что она, Афадель то есть, никакая не подруга, а змея подколодная, ехидна, негодяйка и вообще желает моей смерти! Если бы король наш Трандуил меня слышал в этот момент, сделал бы почетным членом своей домашней труппы. Хотя нет, лучше не надо.
Если вы думаете, что это смутило мою подругу хоть на минуту. вам лучше передумать.
— Какой ты смешной, — ответила она мне, хихикнув. И добавила с милой непосредственностью: — А когда обед7
Я зарычал тихо, но отчетливо. Услышь меня король наш Трандуил, непременно дал бы мне роль харадского тигра в новой постановке. Или еще какой-нибудь дикой твари из дикого леса.
Но делать было нечего.
— Когда я дотащу ладью, — ответил я сурово. Мне ужасно хотелось есть.
— Нам ее еще суток двое тащить! — возмутилась она.
"Уже нам, — порадовался я, — прогресс!"
Правда, вклад Афадели ограничился тем, что она слезла с кормы и пошла следом, критикуя меня за то, что я выбираю неправильную дорогу.
В плечо мое то и дело тыкалась грустная морда и острые ветвистые рога оленя, увековеченного в носовой фигуре нашей ладьи.
Но я терпел. Во-первых, вариантов не было. во-вторых, как я упоминал, я очень хотел есть. Точнее жрать. я бы сожрал в одиночку оленя, если бы мне его дали.
— Привал, — скомандовал я.