Дивные пещеры
Шрифт:
Впрочем, не весь город знал. Пенсионер Хрипунков лежал в больнице с гипертоническим кризом. Впервые за всю жизнь давление у пенсионера было 105/175.
Не знал этого и Семен Петрович Рудаков – Шкаф.
8. СВИДАНИЕ
Первый копач, толстый лысый человек, воткнул в землю лопату и вытер ладонью пот. На траву упали крупные горошины, словно пролился дождь.
– Ну и жарища! – проворчал он и посмотрел на солнце. – Август, а как июль.
Второй копач,
– Пивка бы сейчас холодненького, – сказал он мечтательно.
Полный оживился.
– Идея неплохая. Слышь, хозяин, сбегал бы за пивом.
Семен Петрович Рудаков, к которому были обращены эти слова, ничего не ответил. Он чинил нижнюю ступеньку крыльца. Вчера, занося в сени мешок с яблоками из собственного сада, главный бухгалтер поскользнулся и грохнулся вместе с мешком. Подгнившая ступенька провалилась, и вот теперь ее надо было починить.
– Эй, хозяин! Хоть бы кваску вынес, – приставал лысый, – твою же жену ищем.
Десять дней тому назад жена Шкафа вышла из дома и не вернулась. Она не взяла с собой ни денег, ни вещей, ни документов. Просто вышла из дома и пропала. Никто ее больше нигде не видел. В доме Рудаковых сделали обыск. Ничего проливающего свет на исчезновение жены не нашли, и милиция совсем уж было убралась восвояси, как вдруг на скобе для очистки грязи с ног возле крыльца обнаружили следы крови. Рудаков сказал, что это он, поскользнувшись, случайно поранил руку. Однако группа крови оказалась не его, и на Семена Петровича пало подозрение в убийстве.
Петровск разделился на два неравных лагеря. Одни считали – их было большинство, – что Семену Петровичу не было никакого смысла убивать свою жену: жили дружно, делить было нечего, по бабам Рудаков ходить был не охотник. Другие, более философского склада ума, полагали, что чужая душа – потемки, что жизнь – сложная штука и ни за что в мире нельзя ручаться. Возьмем простой случай, говорила эта вторая, философская часть: захотелось Семену Петровичу опохмелиться, а денег не оказалось, и он просит у жены на чекушку, а жена, конечно, не дает. Слово за слово, разгорается драка, жена падает виском на скобу – и с приветом.
Анализ крови со скобы все-таки оказался не очень определенный, но с Семена Петровича взяли подписку о невыезде. Кроме того, Рудаков, что было неприятнее всего, должен был каждый вечер ходить отмечаться в милицию.
Двор и сад Семена Петровича разбили на квадраты, и там стали работать землекопы-копачи: искали труп.
– Жмот, – сказал молодой копач. – Сколько работаем, даже стакана воды не дал.
У копачей с Рудаковым сразу установились плохие отношения: рыли копачи небрежно, не жалели кустов малины и смородины да еще отпускали разные поганые шуточки.
– Живут же люди, – проворчал лысый копач. – И от жены избавился, и кассу взял… а тут копай за трешку в сутки.
– Ты
– А кому же еще? С этим… бухгалтером Минаковым сговорились и взяли. Проще пареной репы. Ловкач!
Семен Петрович продолжал молча чинить ступеньку.
– И выкрутится, – молодой оперся на лопату. – Что он, дурак, что ли, ее в саду закапывать? Речка-то она вон, рядом. К ногам камень привязал – и будет лежать до высадки человека на Марсе.
– Ладно, разболтался, – лысый поплевал на ладони. – Поехали, а то вон милиция топает.
Во двор входил младший лейтенант Кобчиков.
– Ну как дела? – энергично воскликнул он, пройдя сразу к копачам и не поздоровавшись с Рудаковым. – Сколько квадратов сделали?
– Ноль целых и одна десятая, – сострил лысый. – Ты сам, начальник, попробуй в такую жару повкалывай. Да еще за трешку в сутки.
– Разговорчики!
Младший лейтенант осмотрел две ямы, которые выкопали лысый и молодой, и вздохнул:
– С такими темпами нам работы на всю пятилетку хватит.
– Пивка бы сходить попить, товарищ старший лейтенант. – Лысый нарочно повысил в звании Кобчикова и сглотнул пересохшим ртом. – А то сейчас народ с завода повалит – до утра стоять придется.
– Ладно. Идите, – вздохнул младший лейтенант. – Все равно от вас толку, как…
– Благодарствуем. Моя милиция меня бережет. – Копачи поставили лопаты к стене дома и торопливо ушли, боясь, что он передумает.
Кобчиков с озабоченным видом осмотрел ямы, не нашел в них ничего примечательного, и у него сделалось огорченное лицо. Огорченное и обиженное, как у мальчишки, которому не дают любимую игрушку.
Младший лейтенант подошел к Рудакову, посмотрел, как тот работает, сказал:
– Слушайте, Рудаков… Бросьте упрямиться… Зря только людей мучаете. Все равно ведь найдем. Не во дворе, так в речке. Не в речке, так в Пещерах. Или в лесу. Год, два, три будем искать, а найдем.
– Дурная голова рукам покоя не дает, – буркнул Семен Петрович.
– Что вы сказали?
– Я говорю: копайте, если желание есть.
– Давайте по-хорошему, Рудаков.
– Я и так по-хорошему. Весь сад испохабили, другой бы давно жалобу подал.
– Чего ж вы не подаете?
– Вас, товарищ Кобчиков, жалко. Молодой вы еще. Выговор дадут – карьеру себе сгубите. Вам ведь не жена моя, товарищ Кобчиков, нужна. В вас честолюбие бродит. Год у нас работаете, а ничем не отличились. Так, пьянки да драки… Не везет вам. Вот вы и уцепились за мою жену.
Младший лейтенант нахмурился.
– Полегче на поворотах, товарищ Рудаков!
– Или с «ограблением века», например, вы горячку порете. Чтобы отличиться, скорее дело закрыть. Не дан бог еще область перехватит. Собаку, беднягу, за сколько верст гнали. А дело-то не такое ясное, как вам кажется.