Длань Одиночества
Шрифт:
Какая же эта тварь чуждая, если она сходу может установить контакт с тем, что видит впервые?
— Какой же ты чуждый, если сразу со мной заговорил? — спросил Никас раздраженно. — Откуда ты знаешь, что я такое? Может я вообще нечто неодушевленное, как ты можешь отличить меня от этой скамейки? Откуда тебе известны сигналы, которые я передаю в пространство посредством вербализации моих мыслей. Они должны быть для тебя просто непостижимыми!
Внутри костюма послышался скрип. Он поднял руку с металлической клешней и постучал по стеклу.
— Я готов. Я изучал ваш мир сорок тысяч лет. Ты прав. Если б я был изолирован от человечества,
Как это удобно, когда в запасе есть сорок тысяч лет свободного времени, подумал Никас. Интересно, что можно понять, наблюдая за чем-то так долго? Не начало ли оно нас ненавидеть просто от скуки?
— Ты бессмертен?
— Нет. Я умру как вы. Когда наша планета остынет.
Наша планета. Никас ощутил тоску и неожиданную симпатию к странному существу. Оно словно стояло на пороге его родного дома и могло слышать как там, на закате теплого дня, идет по улице уставший, но счастливый человек, осторожно откусывая от свежего пломбира. Неужели это все еще правда? — изумился Никас. Неужели я еще могу вернуться туда? Но нет. Дело не в том, что я хочу спасти Максиме. И даже не в том, что хочу спасти человечество от нее. А просто нужно вломить Геноциду как следует.
Цинизм издал короткий смешок.
— Так кто ты такой?
— Ваш сосед. Очень хорошо вас знаю. Вы меня — хуже. Хотя меня находили неоднократно, даже ваши предки. Они никогда не видели, где я начинаюсь и где заканчиваюсь. Поэтому назвали меня Уроборос, змей, поедающий свой хвост. Хотя это биологически неверно. Я не рептилия, а стрекающее. Очень долго эволюционирующее, начиная с протерозоя. Гораздо дольше, чем понадобилось вам. Что же. Под водой не так много раздражителей. Там темно. И тихо. Большую часть времени.
Ничего себе, — подумал Никас.
— Верно другое, — продолжало существо. — У меня нет начала и нет конца. Я рос вдоль горячего разлома в коре, пока не отыскал собственное тело.
— Так ты один такой? — спросил журналист.
С той стороны к стеклу шлема снова что-то подплыло. Никас увидел желтую студенистую полусферу со странным пятном. Нечто смотрело на него несколько секунд, а потом глаз медленно отдалился и пропал.
— Когда-то существовала популяция маленьких медуз. Они были одними из первых существ, которые путешествовали в пучинах океана. Километры темной влаги постоянно окружали их со всех сторон. Они встречались с сородичами так редко, что со временем начали хвататься друг за друга, чтобы не затеряться вновь, не позволить течениям разлучить их. Действуя так, они стали тяжелым неповоротливым организмом, которому непросто стало кормить себя, ведь вода была почти стерильна. Тогда он опустился вниз и принял за пищу тепло самой земли. Он не перестал расти, привлекая все новых медуз. Пока, наконец, они все не стали одним целым. Мной. Так что, да, я — один.
Какая-то размытая эволюционная теория, подумал Никас. На грани мифа. Он засомневался, что с ним разговаривает нечто из материи. Больше походило на очередную сущность, которая не знала, что она сущность. Были ли у ЛПВВ причины отсылать его сюда при помощи простого обмана? Вряд ли. Существу такой силы ложь ни к чему.
— Для чего ты следишь за нами? И как смог оказаться тут?
Костюм медленно подошел к Никасу и положил клешню на его плечо. Тот поборол желание отстраниться, и посмотрел на свое отражение в выпуклом стекле.
— Я вижу, что вы страдаете, — сказал Уроборос. — Сначала мое любопытство было праздным. Я наблюдал за вами в перерывах между моими долгими спячками. Каждый раз, когда я возвращался, вы становились все сильнее. Сложнее. Интереснее. У вас всегда была цель. Но теперь ее нет. Вас уничтожает нечто, что вы называете Одиночеством. Тогда я решил найти ваше Многомирье. Оно было столь беспокойно, что я сделал это без труда. Теперь я готов помочь, потому что мне жаль вас. Вы не услышали и тысячной доли того, что хочет сказать вселенная.
Новый порыв ветра отдавал гарью сильнее, чем обычно. Никас посмотрел в сторону. Вдалеке он увидел кого-то, прислонившегося к перилам. Кто это был? Человек решил выяснить это позже.
— Ты ведь единственный в своем роде. Скажи, как ты справляешь с чувством одиночества? Мы постоянно сталкиваемся с ним. Все наши беды о того, что мы не можем окончательно победить его, даже объединяясь друг с другом. Оно преследует нас при рождении, оно стоит с нами у смертного одра. Одиночество толкает нас на ужасные поступки. Делает апатичными, злыми, убогими. Терзает ли оно и тебя?
— Конечно, — был ответ.
— Тогда скажи, как ты оберегаешь себя от разрушения? Ты разумен, значит, оно может испортить и тебя. Но ты спокоен и рассудителен, будучи безнадежно одиноким. Скажи, как…
Вместо ответа костюм вдруг с силой ударил себя по шлему. Прозрачная заглушка открылась и из шлема хлынула теплая пахучая вода. Сначала Никасу это показалось незначительным признаком возбуждения Уробороса, но поток не ослабевал. Темная пенистая жидкость все прибывала, захлестывая ноги маленькими волнами. Ее настойчивое течение становилось бурным и пугающим. Никас не понимал, что происходит, ведь невозможно было затопить настолько открытое пространство. Но его рассудок поддавался иллюзии.
Вода поднималась. Она делала так уже множество раз, расправляясь не только с ничтожными комками мяса, но и с километрами суши. Делая горные пики высотами морского дна. Меняя облик планеты. Смывая завершенные картины.
Она добралась до кадыка и Никас поглубже вдохнул. Волна прошла по его лицу, вызвав короткую панику и желание закричать. Но человек сдержался. Через минуту над ним тяжелели сотни метров равнодушной стихии. Она гудела в ушах, давая расслышать чей-то далекий рев и скрежет ржавого металла. Холодные пальцы незначительных температурных перепадов, касались его кожи. Никас парил в воде, будучи совершенно свободным. Он почти ничего не видел, только слабое свечение Уробороса внизу. Свет разумной жизни. Дыхание Земли убаюкивало, и змей, раз за разом, погружался в транс, где слышал беседы планет, пение туманностей и низкое гудение черных дыр. Его разум зародился в ответ на музыку небесных сфер, которую не услышать тем, чья жизнь коротка. Миллионы лет терпеливого внимания этой музыке сделали его существом, чье сознание было построено на бесконечном разнообразии вселенной.
Он жил здесь так долго, что человечество, с его точки зрения, появилось вчера. Не прошло и суток, как это слабое растение принялось увядать. Но он успел понять примитивных существ, которые только начинали слышать мелодию космоса. И проникся сочувствием.
— Есть только один способ, — услышал Никас. — Все остальное — ничто, бегство, которое никогда не закончится победой. Ты должен пройти по моему пути.
Ты останешься один.
На долгое время.
Одиночество будет терзать тебя.