Длань Одиночества
Шрифт:
— Мы должны остановиться и подождать его, — просила Котожрица, постукивая пятками по груди прима.
На плечах могучего Альфы, она казалась ребенком.
— Небольшая зарядка для такого червя только впрок пойдет, — отвечал на это Альфа совершенно безжалостно. — Сейчас у него откроется второе дыхание.
В этот момент Аппендикс упал на ступени и начал медленно сползать вниз, считая макушкой.
— Клянусь фантазией, — пробормотал прим. — Вставай!
Архивариус сползал.
Помянув все грани негатива, Альфа спустился на пятьсот восемьдесят две ступени
— Я устал, — произнес он угасающим голосом. — Азм есть слуга разума, а не поднимательства по лестницам. Бросьте меня.
— Ладно, — просто сказал Альфа.
— Ой, — только и успел сказать Аппендикс.
Его подхватили одной рукой и зашвырнули наверх, как спортивный снаряд. Довольно необычный снаряд. Извивающийся и вопящий на весь Полис.
Альфа, проводив его взглядом, довольно кивнул, и снова помчался наверх, не обращая внимания на критику рыцаря.
У врат Администрации они встретились. Альфа, приоткрыв рот, разглядывал фасад здания, избыточный и неестественный. Чем-то опасный для самой крепкой воли и самого стойкого разума. Химерические стены покрывали сотни ростовых икон, на которых были изображены великие герои Бессилия. Их спокойные глаза внимательно следили за гостями.
Гранитные врата были покрыты замысловатыми барельефами, изречениями и толстым, подсыхающим слоем мирры.
С самой высокой башни раздался колокольный звон. Мелодичный и зазывающий. Его подхватили другие башни и башенки. Вначале приятный, звон превратился в какофонию лязгающих звуков. Котожрица сильнее натянула колпак на голову. Потом затрубили в рожки серафимы, сидящие в нишах. Герои Бессилия на иконах меркли. Вместо них вспыхивали экраны, на которых проносились списки простых и сложных правил, которые необходимо было соблюдать в Администрации. Их было столько, что Альфа зарычал от ненависти.
— Но! — вдруг выкрикнули табло. — Всего этого вы можете избежать, если проявите истинное великодушие и преданность Бессилию, пожертвовав номинал. Все собранные средства пойдут на улучшение Администрации. Хорошо для нас, хорошо для вас. Обеспечьте свое послесмертие выгодными вкладами в душу.
Базальтовый пол перед вратами вдруг разверзся колодцем, ведущим неизвестно куда.
Альфа поскрипел мозгами.
— Котожрица?
— Понятия не имею, что им нужно.
Прим аккуратно спустил девушку подальше от колодца. Потом подошел к стене и с отчетливым «чпок», отодрал Аппендикс.
— Чего они хотят? — спросил он.
Архивариус злобно глянул на прима условными глазками. Преклонив колено перед тоннелем вниз, он принюхался к теплому воздуху, поднимающемуся из темноты.
— Им нужна жертва, — сказал он уверено. — Хватит одной интерпретации. С каждого.
— Я должен отдать этим прощелыгам интерпретацию?! — разгорячился Альфа.
— Точно так, — подтвердил Аппендикс.
Альфа поглядел на Котожрицу. Та тихонько кивнула, явно напуганная.
— Это не больно, — ласково сказал ей Альфа. — Я уже сто раз так делал. Вот, смотри.
Он резко потянул за мизинец, и выволок на свет прыщавого парня с игровым джойстиком в руках. Тот грузно повалился на базальт, хватая ртом воздух.
— Что? — воскликнул он, суча ногами, как перевёрнутый жук.
— Ты никогда не нравился мне, Доминатор Девяносто Шесть, — сказал ему Альфа. — Портишь мое либидо.
— Но я лучший! — вскричал Доминатор. — Я лучше всех. Я настоящий самец, погляди на мои рейтинги в коллективных играх! Выше только те, кто жульничает!
— Никогда не понимал, что ты во мне делаешь, — с легким презрением проговорил Альфа. — Так себе жертва, но более подходящего повода избавиться от тебя, просто не придумаешь.
Он схватил Доминатора за трясущуюся ногу. Коротко протащив его, Альфа отдал интерпретацию колодцу. Истошно вереща, образ сгинул в страшной бездне.
— Теперь вы, — Альфа сделал приглашающий жест.
Аппендикс, трагично шмыгнув носом, пожертвовал гогочущий череп неандертальца. Оставалась только Котожрица. Она стояла там, где ее ссадил Альфа. Бледная и сгорбившаяся.
— Девочка, — позвал Альфа.
— Я не хочу.
— Ты долж…
— А я не хочу! Это чудовищно! Тебе легко говорить, у тебя этих интерпретаций пруд пруди. А у меня совсем немножко.
— Сколько?
— Ну, может быть несколько тысяч.
— Сколько?! — возопил Аппендикс. — Да это в сотню раз больше, чем у меня.
— Но они все нужные! Все до одной! Не отдам!
— Если будешь так себя вести, то долго в рыцарях не задержишься, — заметил Альфа. — Как же твоя присяга?
Девушка закусила нижнюю губу и гордо выпятила грудь. Аппендикс вновь громко шмыгнул условным носом. Альфа с полуулыбкой смотрел, как рыцарь кошачества приближается к нему, глядя прямо в глаза. Так она и остановилась, грозно посверкивая зеленым.
— Вот, — она выставила мизинец из побелевшего кулака. — Сделай это. Только быстро. Я готова на все ради своих друзей.
Альфа важно кивнул, едва сдерживая хохот. Аккуратно взявшись за предложенный палец, он потянул на себя, а потом резко дернул, чтобы не растягивать боль.
— Твою ж фантазию! — воскликнул он ошарашено.
— Никогда не видел ничего прекраснее, — подхватил Аппендикс.
Черноволосая и бледнокожая королева страсти, смотрела на них, поглаживая соски, пробитые пирсингом. Длинные ноги страстно сдавливали тугие чулки, над краем которых соблазнительно выпирала молодая плоть. Кроме чулок на образе больше ничего не было. Кроме ошейника с кольцом для поводка.
— Богиня, что вы делаете сегодня вечером? Я знаю отличный храм неподалеку…
— Так, ну хватит! — воскликнула взбешенная Котожрица, вынув мизинец изо рта. — Мальчики, немедленно избавьтесь от нее!
— Но…
— Немедленно! Она воплощение порока!
Синхронно вздохнув, мальчики взяли интерпретацию Котожрицы за руки и оттащили к жертвеннику.
— Мое условное сердце разрывается, — пожаловался Аппендикс, глядя вниз.
— Когда-нибудь я еще раз дерну ее за мизинец, — прошептал Альфа.