Дмитрий Балашов. На плахе
Шрифт:
Дольше – с 21 сентября 1954 года по 24 августа 1955 года – продержался он на должности руководителя театрального кружка в зеленогорском Доме пионеров.
Возраст Дмитрия Михайловича Балашова приближается уже к тридцати, у него было двое детей, но он продолжал метаться, пробуя свои силы в самых разных областях деятельности…
Период этот в жизни будущего ученого и писателя не то чтобы самый неизвестный, но наименее внятный.
Датировка этого периода жизни Д.М. Балашова была кропотливо составлена его братом [37] ,
37
Балашов Г.М. Пунктирные линии. С 5–6.
Произведя несложные подсчеты, нетрудно увидеть, что в период с 22 июня 1952 года, когда Дмитрий Михайлович освободился, наконец, от положенной после получения диплома отработки, он работал до 21 сентября 1954 года всего двенадцать месяцев, а пятнадцать месяцев находился, так сказать, в свободном плавании.
Вероятно, к этим пятнадцати месяцам свободных исканий Дмитрия Михайловича и относится эпизод из воспоминаний Аллы Кторовой «Гений – парадоксов друг»…
«Как-то, когда я не слышала о нем долгое время и жила летом в маленькой деревушке под Москвой, мы встретились с ним в самых странных, неожиданных обстоятельствах.
Однажды, возвращаясь из леса, я увидела бегущих мне навстречу деревенских женщин преклонного возраста, с радостным возбуждением кричавших: «Ступайте скорее домой, к вам монашек пришел!» Чем могло грозить в те сталинские годы одно слово «монашек» тому, к кому он пришел «в гости», объяснять не следует. Прибегаю к избе, на пороге Митька в монашеской одежде, клобуке и подряснике.
Рассказываю этот эпизод только для того, чтобы дать почувствовать читателю, каков по натуре мой Митрий (он приказал мне отныне именно так его называть) был суть человек.
Прибавлю, что когда мы сели хлебать с ним какие-то невозможные «шти», он заявил, что разделит трапезу вместе со мною, но только при одном условии: деревянными ложками и только из одной «деревянной чашки». Вместо этой древнерусской посуды была использована, конечно, обычная тарелка и алюминиевые ложки».
Увы…
Путь к своей русской судьбе Дмитрий Михайлович Балашов искал вслепую, почти наугад… Он искал этот путь долго и трудно, пытаясь – гены отца-актера! – надеть на себя русскую судьбу, как сценическую одежду.
Самозабвенно начинал вдруг играть в монастырского послушника.
Он рассказывал друзьям разные небылицы, принимал позы, которые столь же далеким от русской жизни выпускникам и выпускницам «театраловедческого» факультета могли показаться русскими…
«Он пешком обошел весь Север России, – пишет Алла Кторова, – был короткое время послушником в Белозерском монастыре под Вологдой, ходил в косоворотке и смазных сапогах, а летом – босиком или в самосплетенных из лыка лаптях, ел только исконно русскую пищу: вареную и вяленую репу, огурцы, «серые», то есть пустые щи»…
Символично, что этот «мутноватый» период жизни Д.М. Балашова совпадает со
И тут, казалось бы, расплывчатое и отчасти даже банальное выражение о поисках своего пути, поисках самого себя, применительно к Балашову обретает предельную конкретность.
Все это время Балашов ищет себя и в литературе.
Среди многочисленных набросков этого времени [38] мы видим и законченные рассказы писателя.
Таков, например, рассказ «Мученик», написанный в 1955 году…
«В 1954 году, проезжая через Киев, я побывал в пещерах Киево-Печерской лавры и был привлечен одной из надписей: «Иоанн, единственный из подвижников, ушедший в затвор в молодых годах. Часто болел, за что и назван многострадальным», – прочел я и, представив себе его жизнь, написал этот рассказ» [39] .
38
Повесть «Зодчий». ГАНПИНО. Ф.8107 o. 1, д. 415.
39
ГАНПИНО Ф.8107 о. 1, д. 429.
Упоминание 1954 года в концовке рассказа «Мученик» не случайно…
7 июля 1954 года вышло Постановление ЦК КПСС об «усилении антирелигиозной пропаганды», ознаменовавшее начало новых гонений на Русскую Православную Церковь, и параллель тут очевидна.
Как очевидно и то, что рассказ, повествующий о судьбе несчастного инока, которого по приказу игумена заморили в монастырском подвале голодом, вполне мог оказаться востребованным в разрастающейся кампании шельмования Русской Православной Церкви.
Сейчас уже известны подлинные масштабы хрущевского наступления на Церковь. За время его правления число действующих храмов и монастырей сократится более чем в четыре раза. Многие православные храмы были взорваны.
Конечно, Дмитрий Михайлович только по-актерски примерял на себя монашеские одеяния, но, хотя с литературной точки зрения рассказ «Мученик» написан вполне грамотно, что-то его все-таки остановило тогда. Участвовать в хрущевской кампании шестидесятнического избиения Русской Православной Церкви, а значит и всей России, он не захотел…
И хотя ни о каком обретении себя в 1955 году еще не могло быть и речи, но нам представляется, что именно тогда был сделан Дмитрием Михайловичем верный шаг в нужном направлении.
Он сумел удержаться от искуса.
Он продолжал искать себя, и в результате нашел себя в эти годы в самом прямом значении этого слова.
Тогда, в середине пятидесятых, среди «пробования» своих сил в разных областях деятельности, действительно, отступает человек с английским именем и выдуманной фамилией, а вместо него является знакомый сейчас миллионам читателей Дмитрий Балашов…