Дневная битва
Шрифт:
Ренна пожала руку, но быстро отпустила, когда он поморщился от ее хватки.
– Иногда я знаю, что они чувствуют, – пробормотала она.
Жон кивнул на Плясуна:
– Этого вот споймал. Изловил жеребенком, ему и шести месяцев не было. Решил, что из такого молодого я дикость-то выбью, но он невзлюбил узду и вырывался из хлева не раз и не два.
– Открытая ночь беспощадна, – сказал Арлен. – Шесть месяцев среди демонов – это целая жизнь.
Жон кивнул:
– Я не думал, что даже тебе удастся его приручить.
– Мне и не удалось, – отозвался Арлен. – Я просто вернул его туда,
– Однако надел на него седло и уздечку, – возразил Жон, – хотя мне вряд ли следует удивляться. Тогда ты был свихнувшимся татуированным вестником, который спас моего мальчугана. А ныне ты, я слышал, грозный Избавитель!
– Нет, – качнул головой Арлен. – Я Арлен Тюк из Тиббетс-Брука, и у меня вместо ума чаще бывала сума.
– Значит, имя у тебя все-таки есть, – послышался новый голос, и из фермерского дома вышла женщина.
Она была невзрачна, но энергична, как та, что привыкла к тяжелому труду. Одета в мужскую одежду: высокие кожаные сапоги, портки и жилет поверх простой белой блузы. Каштановые волосы перехвачены шнуром, как у Жона.
– Не обращай внимания на мальчиков, – обратилась она к Ренне. – Когда живешь на одной конине, больше и поговорить не о чем. Меня зовут Глин.
– Ренна.
Ренна пожала ей руку, но стиснула кулаки, когда Глин обняла Арлена. Что настроило ее против женщины, которая к нему прикасается, – магия?
– Рада вновь свидеться, вестник. Останешься ужинать?
Арлен кивнул и впервые на памяти Ренны кому-то тепло улыбнулся.
– С удовольствием.
– Зачем пожаловал? – спросил Жон. – Догадываюсь, что не просто подковаться.
– Мне нужна еще лошадь, – кивнул Арлен. – Кобыла на племя для Плясуна. – Он криво улыбнулся Ренне. – Начинаем обзаводиться семьей.
Мэк Выгон, что жил по соседству с фермой отца Ренны, разводил лошадей. Пока была жива мать, Ренна часто навещала его ранчо – оно было куда меньшее, чем у Жона Жеребца, но в остальном почти такое же. Плясуна отвели к кузнецу, после чего Жон и гости направились к большому огороженному полю, где под зорким присмотром конных работников и лающих псов паслись лошади. По пути они миновали надежные корали, слишком высокие даже для Сумеречного Плясуна, чтобы перемахнуть при свете дня. Их использовали для объездки и карантина.
В одном Ренна увидела огромного черного жеребца, который бежал легким галопом под наблюдением двух озабоченных верховых с кнутами наготове. Она резко остановилась.
– А, вот и старик Облом, – сообщил Жон. – Родитель Плясуна. Споймал его на равнине с полудюжиной кобыл и молодым Плясуном. Назвали Обломом за то, что нам пришлось пережить, пока не загнали его в кораль. Этот здоровый гад ни в жисть не станет работать, зато готов ночь напролет пробивать копытами стены хлева, только позволь. Коварен, как демон, и чересчур хитер. Городские коневоды скажут, что у диких лошадей ума нет в помине, потому и не слушаются команд, но ты им не верь. Мустанг живет своим умом. Его хватает, чтобы выжить в открытой ночи, чем большинство людей похвастать не может. Облому нравилось сбрасывать всех, кто пытался его оседлать, а после втаптывать их в дворовую пыль. Мы упокоили его в племенном загоне, когда надоело вправлять себе кости.
Ренна посмотрела на необыкновенное животное и загрустила: «Ты был королем равнин, а здесь нарезаешь круги по загону и день-деньской осеменяешь кобыл». Пришлось подавить желание шагнуть к воротам и выпустить его.
– Этим летом хороший приплод, – похвастался Жон, когда они вышли в поле. – Невест полно, выбирай любую.
– Рен, выбор за тобой, – объявил Арлен. – Бери, какую хочешь.
Ренна присмотрелась к табуну. На первый взгляд лошади Жона почти не отличались от Мэковых, но стоило подойти ближе и оценить размер… У нее расширились глаза. По сравнению с матерями жеребята выглядели малышней, но даже они были больше иных жеребцов Мэка. У Жона водились годовики достаточно крупные, чтобы ездил зрелый мужчина, а дрянных не было. Демоны выбраковали всех слабых, остались только гиганты, гладкие и темношкурые.
Крепких молодок хватало, но Ренна поймала себя на том, что не сводит глаз со взрослой кобылы, стоящей особняком. Та, в черных и бурых пятнах, была на ладонь выше остальных. Она выглядела угрюмо, и другие лошади не покушались на ее обширную территорию.
– Как насчет той? – показала Ренна.
Жон хрюкнул:
– У тебя зоркий глаз, девочка. Большинство не видит ничего дальше уродливой масти. Это Буря. Споймал ее прошлым летом перед худшим ненастьем, какое видывал. Сильнее многих жеребцов, и ей всего пять годков. Сбежать пыталась столько раз, что я сбился со счета. Подойди к ней с уздечкой – ночь, да подойди к ней вообще! – и она покажет, на какую подлость способна. Укусила даже старого Облома, когда я свел ее к нему в загон посмотреть, не поладят ли.
– Уздечка не нужна. – Ренна перепрыгнула через ограду и пошла полем.
– Сказано же, лошадь опасна! – крикнул Жон вслед. – Ты понимаешь, что творишь?
Ренна отмахнулась и даже не потрудилась взглянуть в его сторону.
Буря не попятилась, когда Ренна приблизилась. Добрый знак. Казалось, кобыле все равно, но Ренна знала по навостренным ушам, что полностью завладела ее вниманием.
Она подняла пустые ладони.
– Я без узды. Мне она не по нраву, поэтому и тебя не заставлю.
Буря подпустила ее ближе, но, когда Ренна потянулась к холке, проворно щелкнула мощными челюстями. Ренна едва успела отдернуть руку до того, как откусят.
– А это лишнее! – цыкнула она и с силой хлопнула кобылу по носу.
Буря пришла в неистовство, встала на дыбы и взбрыкнула, но Ренна была начеку. Многомесячная охота на демонов и поглощение их магии сделали ее сильнее и быстрее, чем можно было мечтать, и сейчас, когда ее кровь вскипела, руки и ноги защипало и она почувствовала привкус ночной силы – даже при свете дня.
Ренна выгнулась, как стебелек на ветру, ощутив дуновение воздуха, когда грозные копыта промахнулись на считаные дюймы. Обезумевшая кобыла снова и снова пыталась ее сокрушить. Мощными ударами. И быстрыми. Такими, что переломили бы хребет полевого демона.
Однако Ренна двигалась плавно и ровно, как в танце, и оставалась нетронутой. Так продолжалось какое-то время, Ренна гадала, кто сдастся первым. Новая сила в ее конечностях – лишь толика того, что она чувствовала ночью. Лошадь казалась неутомимой.