Дневник (1901-1929)
Шрифт:
— Позвольте мне просмотреть Лескова «Мелочи».
— Нет, не дам.
— Но как же вы это сделаете?
— Очень просто. Скажу наборщикам: не выдавать вам оттиска.
— Но почему же?
— Потому что газета у нас бесцензурная, и цензор...
— Но ведь я не цензор, я Лесков!
Потом я встретился с ним в редакции «Рус. Мысли». Свел нас Гольцев. (Я тогда был как-то заодно с Мачтетом.) Я подошел к Лескову с искренней симпатией и начал:
— Я, правда, не согласен с вашими мнениями, но считаю Ваших «Соборян»...
Он не дослушал и сразу заершился: Фу! фу! Теперь... в такое время... Нельзя же так... Ничего не понимают...
Никакого разговору не вышло.
На
Татьяна Александровна еще раз подтвердила, что она не боится доверять мне детей, и Короленко:
— Только не усмотрите здесь аллюзии: нас, малышей, мама совершенно спокойно отпускала купаться с сумасшедшим. Сумасшедший сидел в Желтом доме, иногда его отпускали, и тогда он водил нас купаться.
20 июля.Был Андреев у Короленка: приехал часов около семи. Никакого исторического события не вышло. Нудный Елпатьевский был со своим сыном и племянником, Кулаков,— Андреев долгожданный с женою и с Никол. Никол, на террасе. Все смотрели на Андреева, хотели слушать Андреева, а Короленко стал рассказывать один свой рассказ за другим: о комете, о том, как он был в Сербии, и т. д. Андреев ни слова, но, очевидно, хмурый: он не любит рассказов о второстепенностях, он хотел говорить о «главном», хотел побыть с Короленкою наедине, но ничего не вышло. Рассказал Андреев анекдот, как он, подделавши голос, звонил к Ник. Дм. Телешову, якобы Боборыкин.
— Кто говорит?
— Боборыкин.
(А Телешов — он такой почтительный.)
— Что угодно, Петр Дмитриевич?
— Хочу жениться, не пойдете ли ко мне в шафера?
Потом Короленко проводил меня с Татьяной Александровной домой. Говорил о том, что ему очень понравился последний мой фельетон об Андрееве, но главная ли здесь черта Андреева,— он не знает.
Сегодня я был с Колей и Лидой в кинематографе; потом на Асиной лодке катался с Володей, Шурой, Асей, Олей, Соней и Таней 6. К берегу выбросило утопленника.
5 октября.Был вчера у Розанова. Жену его 3 дня назад хватил удар. «Она женщина простая, мы с нею теперь были за границей, и она обо многом впервые дошла своим умом — как же это Бог? — и вот приехала в СПб, ее хватил удар, и она с первого же слова:
— Это оттого, что я жила умом, а не сердцем». <...>
1911
Январь.Пишу о Шевченко. Т. е. не пишу, а примериваюсь. Сегодня приедет ко мне Гр. Петров. Он был очень мил с нами, когда мы с Машей 3 дня назад отправились в Выборг. Мы покупали мебель, он — по всем мебельным магазинам, даже в тюрьму, где изделия арестантов, к немому финну — за телятиной, нес телятину за нами и т. д. Он немного пресен, банален, но он по-настоящему, совсем не банально добр,— без малейшей ляпидарности,— и к тому же без позы. Он мне предложил, малознакомому, 200 р., я взял у него 100 — и никаких изъявлений благодарности.
28 янв.Сейчас раздавал Мане и Нюне пряники, которые прислала им Нордман. Она всегда, когда гости (более близкие) уходят, говорит с милой и деловитой улыбкой «подождите» и выносит штук 25 пряников и раздает для передачи всем членам семейства и «сестрицам» (прислуге. ) Точно так же после всякого обеда она говорит: — Надеюсь, что вы достаточно голодны. — Был теперь бас-Державин, Ермаков, какой-то господин, котор. читал свою драму о пауке, о Пытливости и Времени. И. Е. слушал-слушал и сбежал, я сбежал раньше, сидел внизу, читал Разговор о Шаляпине — «Утро России» назвало Шаляпина хамом — Браво, браво! — сказал
30 янв.Сижу и жду И. Е. и Нат. Борисовну. Приедут ли они? Шкаф, наконец, привезли, и я не знаю, радоваться или печалиться. Вообще все мутно в моей жизни, и я не знаю, как к чему относиться. Резких, определительных линий нет в моих чувствах. Я сейчас занят Шевченкою, но, изучив его до конца — не знаю, как мне к нему отнестись. Я чувствую его до осязательности, голос его слышу, походку вижу и сегодня даже не спал, до того ясно чувствовал, как он в 30-х г.г. ходит по Невскому, волочится за девочками и т. д. Удастся ли мне все это написать? Куоккала для меня гибель. Сейчас здесь ровная на всем пелена снегу — и я чувствую, как она на мне. Я человек конкретных идей, мне нужны образы — в уединении хорошо жить человеку логическому — а вместо образов снег. Общества у меня нет, я Репина жду, как манны небесной, но ведь Репину на все наплевать, он не гибок мыслями, и как бы он ни говорил своим горловым голосом: браво! Браво! — это не помешает ему в половине 9-го сказать: — Ну, мне пора.
Получил я от Розанова письмо с требованием вернуть ему его книги. Значит, полный разрыв 1.
1 апреля.Только что с Татьяной Александровной приехал ко мне Короленко дачу искать. Борода рыжеватая от лекарства против экземы. Слышит он будто туже. Об Алекс. Н. Толстом, с которым я его давеча познакомил: — Представлял его себе худощавым и клок волос торчком торчит. Думал, что похож на Алексея Константиновича. — Но где же у Ал. Конст-ча клок? — В молодости. — Про Петрова портрет: а вот и Чириков. — Детям дал апельсины. Сломались сани, наткнувшись на столбик. Он их умело чинил. Рассказал чудесный анекдот: было это в 1889 г. Он только что обвенчал студента и девицу. Студент поехал на облучке, а он с его женой рядом. Навстречу шла ватага студентов. Когда сошли у монастыря, стали молодожены целоваться. А Короленко ищет камушков. Один студент с насмешкою: профессор, какой породы этот камушек? Короленко:
— Во-первых, я не профессор, а во-2-х, это не моя жена.
5 мая.На новой даче. <...>
Пишу заметку о воздухоплавании 2. Сейчас сяду переводить Dogland 3. Маша в Худ. Театр поехала вчера и не вернулась. Мой нынешний пафос — уехать куда-нб.
10 мая.Опять Walt Whitman. Вспомнил, как Короленко говорил о выражении Брюсова: «миги»: —Очень хорошо — напоминает фиги. <...>
16 июня, четв.Репин в воскресение рассказывал много интересного. Был у нас Философов (привез пирог, синий костюм, галстух заколотый), Редько, О. Л. Д'Ор и др. Репин говорил про Малороссию. С 15-летним Серовым он ездил там «на этюды». «Хохлы так изолгались, что и другим не верят. Я всегда являлся к попу, к духовенству, чтобы не было никаких сомнений. И никто не верил, что я на этюды, думали, что я ищу клад. Один священник слушал меня, слушал, а потом и говорит:
— Скажите, это у вас «щуп»?
Щуп для клада — про зонтик, который втыкается в землю.
На Волге не так:
— А и трудная же у вас должность! Все по горам — все по горам — (Жигули) бедные вы, бедные — и много ли вы получаете?
Про Мусоргского — как Стасов вез его портрет из госпиталя, где Мусоргский умер — и, чтобы не размазать, держал его над головою, и был даже рад, что все смотрят.
Я указал — как многие, кого напишет Репин, тотчас же умирают: Мусоргский, Писемский и т. д. О. Л. Д'Ор сострил: а вот Столыпину не помогло. И. Е. (как будто оправдываясь): «Зато — Плеве, Игнатьев, Победоносцев — множество». <...>