Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
Наши туристы много говорят о грязи, о пыли, о неряшливости. Но вот что интересно: когда сегодня утром мы возвращались с берега Ганга, то у "прокаженных", инвалидов, больных и попрошаек были свежие, еще не испачканные за день бинты. С другой стороны, когда едешь, то у любого колодца, почти у любого маленького инфицированного озерка моются или стирают люди. Поражает и в больших городах — на кустах вдоль дороги, на балконах, на заборах, принимая их форму, висят или разложены одежонки. Возле гостиницы, например, на траве сидят с допотопными ружьями солдаты-охранники, но на кустиках вдоль дороги их майки, трусики. Солдат
Будет ли еще время записать поподробнее? Чтобы не забыть — для памяти. Археология. Органическая мощь и вера в древней скульптуре. Ступа на месте, где говорил Будда. Ощущение фундамента Вавилонской башни и подлинности. Место, где родилась религия. Предчувствие мифа и жизни. Долгая прогулка по городу. Самолет опоздал. Бассейн,
17 декабря, суббота. Катманду. Итак, единственный город мира, где живет живая богиня. Ее зовут Кумари. Существуют какие-
то легенды о мальчике и девочке (короле и королеве), играющих в лото. Сам дворец, в котором она живет с 5 до 12–14 лет, пока она девушка. Рассказ об избрании: день, час испытания — ночью в Золотом храме, залитом бычьей кровью, она должна в южной темноте сначала войти в храм, а потом отыскать среди сотни белых цветов один красный. Все это напоминает избрание Далай-ламы или Богуэ в Монголии. Для Кумари существует 32 свойства, которыми она должна обладать.
Все это для меня сразу же каким-то немыслимым образом соединилось с Гангом, с этими проплывающими вдоль берега огоньками, огромными дворцами магарадж и храмами, со ступенями, на которых моются люди, с кострищем на самом берегу, остывающим от проведенной кремации, с горой дерева, оккультно нарубленных и наготовленных поленьев — для другого кострица, с сидящими на корточках людьми, чистящими зубы водой, в которой только что был, может быть, развеян чей-то пепел — все это живая религия и живая жизнь.
Здесь невольно с горечью вспоминаешь все, что уничтожили в свое время мы — "сорок сороков", терпение, богобоязненность и скромность; о "сорока сороках" мне еще много раз придется вспомнить.
У русских туристов определенно есть некоторая страсть к помойкам. В день приезда в Непал, спасая оставшиеся от Индии рупии — дальше их, как и несчастные рубли, в магазинах не принимают, — мы пустились в торопливое плавание по базарчикам. Странствуя от лотка к лотку, от лавочки до лавочки, передаваемые от разносчика к разносчику, мы дошли до "Сити оф Глорора", огромной площади блошиного рынка перед королевским дворцом. Еще двадцать метров — но может быть, мы сами открыли бы этот поразительный, такой прекрасный и независимый мир. Закопались в свитерах и сувенирах.
Все это тысячи раз запечатлено на слайдах, снято на кинопленку, исследовано и зафиксировано. Я думаю, эта страсть к исследованию близка страсти "присвоения". Открыть — это не только перекрыть чужое значение своим толкованием, но и приобщиться.
Я понимаю: удержать в памяти в конкретных деталях эту удивительную архитектуру, сочетание темно-коричневого кирпича и черного дерева, эту покрытую пылью резьбу, иногда от времени "оплывшую", ставшую рыхлой и теряющей форму, словно сахар в стакане, удержать в памяти оригинальные, не знаемые ранее толкования религиозных сюжетов — невозможно. Все это погибнет, окажется засыпанным пеплом дней, как Помпеи. И все же, и все же, ну, расскажу эту сказочку для себя. Для единственного читателя.
Сказочку про огромную площадь, огромные ритуальные барабаны, три храма-пирамиды, посвященные трем главным индийским божествам, про окно, из которого выглядывают Шива и жена его Парвати, которую он бережно и охотно поддерживает за круглую грудь. Про храм, посвященный женщинам, где рельефные картины, часто далеко не невинные и даже развратные, несут взгляду единение полов. А дверь, на которую израсходовано две тонны золота! А десятки людей, в чьей истовости обращения с божествами не приходится сомневаться. Но не приходится сомневаться и в их с этими божествами отношениях, переходящих порой в амикошонство. Вот так!
Вид на городки и долину с вершины холма. Здесь установлен буддийский храм. Ему более чем 2,5 тысячи лет. Еще не было Христа, а этот храм уже стоял, и обезьяны обживали эти места. И все это было — омовения, крики детей, стремление к усовершенствованию, дизентерия, холера, солнце утром, роса, шорох листьев, стремление понять. О Господи!
Во второй половине дня был в Патане (одном из трех городов, составляющих большой Катманду). Многое повторилось: королевский дворец, ванна короля, его омовения, которые продолжались до трех часов, храм в виде колесницы, память сожжения тридцати жен короля в день его смерти, эротический храм (мальчишки, выслуживаясь перед туристами, смешно выговаривают слово "эротика"), и, конечно, здесь же присутствует его величество "чейндж". Английское слово, которому русские придали свое специфическое толкование. О, вездесущие русские!
18декабря, воскресенье. Мне исполнилось 53 года. Встал в 6, пробежался до форума Патана и обратно. Неповторимая предутренняя жизнь: мокрые улицы, оптовики, раздающие торговцам зеленый товар, подметальщики, люди, чистящие зубы у колонок, жаровни, электрические лампочки, отрывки радиомузыки — декорации, превращенные в среду обитания.
Писал в холле гостиницы дневник. Во вчерашний день надо бы внести посещение дома владелицы фирмы. Дом, гостиница, склад антиквариата. Я произносил речь.
В 9.30 уезжал к подножию Гималаев.
19декабря. Мне уже на год больше. Увлекательный и мучительный сеанс продолжается. Вчера вечером вместе с Андрюшей Мальгиным, Лидой Ивченко и Анатолием Рубиновым выпили бутылку коньяку. Говорили, как всегда, о литературе, жизни. Часов в десять выглянул в окно и — вечно готовый к обману света — увидел: все дорожки, крыши домиков, горы, террассы, все. Единственное сомнение — очень уж быстро. Открыл дверь и, Фома неверующий, вышел проверить. Лунный свет! Феноменальный и чудовищный обман, но это так: волшебство создал лунный свет.
Сегодня подняли в 6 утра и повели смотреть рассвет над Гималаями. Через деревушку, каким-то тропочками, наверх к небольшому плоскогорью и обзору. Описать это невозможно, но, наверное, не смогу этого и забыть. Здесь самое время, конечно, поскулить над невозможностью и трудностью подобных изображений, но ясно одно — с появлением кино и телевидения возможность прямых, как в XIX веке, описаний очень сузилась. Все это можно производить только опосредованно, через человека, через его психологическое состояние.