Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
Сегодня был на выставке М. Шагала ("Шагал в России"), русский период. Для создания собственного мифа не нужно много эпитетов, достаточно одной-двух метафор. Ощущение… индивидуальности. Меткие разряды молнии гения. Здесь много можно взять для литературы: два одновременных ракурса, "полеты". Совершенно новые "мертвые души" — но это так сильно, что я, дабы не раздражаться, не досмотрел. С другой стороны, модернизму всегда не хватает мощи безапелляционности, он весь в попутчиках, в "фестончиках".
Накануне, в среду, участвовал в защите дипломных работ. Курс покойного Вл. Амлинского. Вспомнил и Володю, его честолюбие, фанаберию, нахрапистостъ,
В.С. в Ленинграде. С.П. заболел. Вчера был Женя Луганский, говорили о Вите Симакине. Не принял времени.
26 ноября, вторник. Сегодня в 12 прощались с Ю. Друниной в ЦДЛ. Она, депутат, кончила жизнь самоубийством. Настроение ужасное. Весь день думаю о ней. На даче, в гараже, включила двигатель в машине.
Обсуждали "Свалку" А. Вьюгина. Еще раз против модернизма. Коряво, но хорошо.
2 декабря, понедельник. По поводу повести "Стоящая в дверях" сегодня звонил В.А. Костров. "Это прочтут все, но могут быть свои трудности — внутренние демократы. Вы первый усомнились в том, что для многих со знаком плюс". Повесть лежит также, кроме "Нового мира", в "Современнике" и в "Москве". В "Нашем современнике" Саша Сегень, зав. прозой, прочел в два дня и сказал: в 6-й номер.
27-го пытался улететь в Тюмень читать лекции в университете. Промучился в аэропорту два дня и отказался. Видимо, лучше сначала эти лекции прописать.
3 декабря, вторник. Утром семинар, обсуждали Диму Гнатюка. Как всегда, отбивал его от ребят. Особенно агрессивны Олег и Павел. Рассказ не додержан, но у парня внутренняя сила… Особенно хорош в рассказе мальчик. Как и в любом талантливом произведении, все хочется переделать.
Вечером, в 17.00 ездил в Литинститут на семинар Наума Коржавина. Утром Е. Долматовский, с которым мы первыми начинаем семинары (ему 86 лет, первый выпуск Литинститута Симонов, Алигер и др.) рассказывал о Коржавине, как тот в общежитии дрался и сбрасывал кого-то в окно. Вот она, зависть стариков.
Наум Моисеевич без очков. Много говорил об Америке, о "научности" в создании литературы, формальности. Форма — это некое выделение из хаоса, выявление границ. Событие в искусстве — это стремление к гармонии у человека. Любое стихотворение — поиски этой гармонии. Занятие политикой, экономикой поэтому нечто другое, обратное. На семинаре сидели человек двенадцать. Остальным — неинтересно.
Вечером поздно по "Вестям" был сюжет в защиту телепередачи Невзорова, ее разрешают завтра, 4-го. ТВ показало одну женщину, которая сказала: да что ваше "российское" телевидение — на какую кнопку ни ткни, везде появится еврей.
Писал ли я, что вчера, заезжая за гонораром в СП РСФСР, видел Сашу Проханова? Встретились в коридоре, будто оба приплыли из далекого путешествия.
4 декабря, среда. Был у Е.С. Шальмана, говорили о глупости и легковерности народа и партийной хитрости вождей. Писал рецензию на В. Попова, на его "Флюиды". Думаю о новом романе. В.С. внезапно стало лучше. Кажется, начинает холодать.
8 декабря, воскресенье. В пятницу был в СП СССР, у Афиногенова, он теперь секретарь. Предложил должность секретаря — заниматься организацией съезда. Сказал, что наверняка в процессе назначения обойдут и волю Бакланова и Ананьева. Я его тоже понимаю, людей незанятых, умеющих уговаривать почти нет. Видимо, откажусь — не хватает у меня ни честолюбия, ни наглости сесть на место, которое еще недавно занимали Распутин и Белов.
В пятницу же была пресс-конференция в "Дружбе народов". Все, как было. Интересное выступление киргиза, советника постпредства. Почему сейчас не пишут о киргизском искусстве, не идут в Москве киргизские спектакли? Когда мы одевались, я ответил ему: рынок-с!
Был на даче. Завтра утром улетаю на три дня в Сухуми. Звонил в "Московские вести" — там все плохо.
26 декабря, четверг. Вчера вечером Горбачев подал в отставку и произнес свою речь по ТВ. Смотреть я не стал. Нет человека, которого бы я презирал больше. Я специалист по имитации. Это он, мой герой. Моя мечта — пощечина ему от имени народа.
В среду, 25-го, я произносил речь на вечере, посвященном 90-летию со дня рождения А. Фадеева. Была треть зала в Доме литераторов. Я взял половину своей речи из Владивостока и приклеил к ней новое начало.
"Два года тому назад я стоял на холме. Это был невысокий каменистый холм, сложенный из серого изъеденного плитняка, только приглядевшись к которому можно было увидеть какой-то порядок, а потом и кладку. Как-то дико было думать, что куча щебня — это старые башни, а ямы в щебне — это рвы. Да и сам я, оказывается, стоял на краешке башни. А впереди и внизу виделась долина, которую пересекала река, скорее ручей. Но назовем его потоком. Сверху были видны грядки с помидорами и большие делянки с низким малоазийским хлопком. А еще дальше свободно разворачивало свои серые шелка море. Был виден берег. Было невероятно подумать, что на этом берегу лежали крутобокие корабли ахейцев. Это был Гассарлыкский холм, вскопанный Шлиманом, и это была — если она когда-нибудь и где-нибудь была — легендарная Троя. Это было пространство мифа.
Как ничтожна, оказывается, роскошная эта долина рядом с величием слов. Как малы ее горизонты, как коротки расстояния, как низок этот холм и как непрочны эти башни. Но велик другой землеустроитель, гениален другой архитектор и вне подражания иной режиссер этого пространства. О, дерзостная конкретность и всеобщность мифа! А рядом с ними, с этими громадами, произведенными нашим божественным воображением, притаилась крошечная фигурка гениального слепого певца. С певцами всегда что-нибудь неблагополучно.
Я недаром говорю о мифе на этом вечере, посвященном 90-летию со дня рождения замечательного писателя послереволюционного периода русской литературы Александра Александровича Фадеева".
Выступали Алексин, Данин, Прут, Островой, Н.И. Дикушина, Долматовский. А может быть, уже и литература закончила свою жизнь в нашей стране?
Вчера, наконец-то, достал лекарства для В.С. Как всегда, в конце декабря я измучился. Все скверно и плохо: пропадают деньги, которые были сложены в банк, жить становится все труднее и сложнее. Позавчера, в воскресенье, кто-то в восемь вечера во дворе разбил лобовое стекло на моей машине. Два дня я мучился, вставляя его. Вчера Татьяна Алексеевна улетела в Париж к Татьяне.