Дневник Батарейкина 2: Старт-Шум-Гам
Шрифт:
И среди этих высоченных деревьев, папоротников и прочей зелени проложен целый лабиринт из аккуратных бетонных дорожек. Если бы не указатели, то вообще заблудиться можно. Впрочем, я и с указателями уже пару раз плутал.
Хм, странно. Вообще-то, раньше в лесу у меня голова никогда не кружилась.
На лекции по ракетостроению выяснилось несколько вещей.
Во-первых, в «Квантуме» было интереснее. Там можно было даже взрывы устраивать. А тут скучновато. А вот Игорь прямо весь загорелся, про ионный двигатель с лектором спорить стал.
Во-вторых, далеко не все в нашем отряде вообще шарят в технике. Это мы сюда из «Квантума» попали. А некоторые (как Руслан со своими друзьями) получили путёвку в космолагерь за спортивные достижения. За какие такие заслуги сюда попал Ероха, я вообще представить боюсь.
В-третьих, лектор. Им оказался тот самый ботан-стажёр, который запустил Ромыча в центрифуге. А фамилия у него – Крюгер! КРЮГЕР, Карл! Поэтому во время лекции Ромыч не меньше десяти раз поднимал руку и спрашивал невинным голосом:
– Извините, я как-то забыл, как ваша фамилия?
– Повто’яю: меня зовут Данила Викто`ович К’юге’.
В ответ Ромыч довольно ржал, а потом незаметно показывал Крюгеру кулак.
– З’я вы так… Я вот уве’ен, что ’акетост ’оение вам и в жизни очень п’игодится, и в лаге’е, – обиженно бубнил тот, нервно скрючивая пальцы.
после обеда
Я не знаю, какие тараканы живут у Ерохи в башке. Но их концентрация точно запредельная.
Этому дебилу вдруг не понравилось, что мы его игнорим. Поэтому на обед он притащил земляного червяка. И бросил Игорю в стакан с компотом. И сидел довольный, лыбился и глазками моргал. Игорь не стал умничать, а просто взял и вылил этот стакан на голову Ерохе. Потом немного подумал, взял Ерохин компот, и тоже вылил туда же.
Ероха скорчил обиженную морду, искривил свои слюнявые губы и начал обиженно лопотать. Изумлённый червяк барахтался в его мокрых компотных волосах. Не менее изумлённый от всего произошедшего Ромыч уже занёс кулак, чтобы присоединиться к общему веселью. Я вскочил со своего места.
Именно в эту секунду рядом с нашим столом возникла Гаца. Были крики. Липкого и слюнявого Ероху отправили умываться. Червяк поехал в туалет вместе с ним.
Наоравшись на нас, Гаца переключилась на прибежавшую Миру. Наша тонкая-звонкая вожатая стояла прямо, отвечала спокойно, но было видно, как сильно она расстроена.
Потом Мира отвела нас в сторонку, внимательно посмотрела каждому в лицо своими ярко-синими глазами. И очень попросила больше не барагозить. Мы обещали. Ромыч вообще «железобетонный зуб дал», что дальше всё будет ровно. Только вот лучше бы отселить Ероху из нашей комнаты. Мира вздохнула: свободных комнат нет. Вернее есть одна «резервная», но она завалена старым хламом. И мебели там нет никакой.
Тучки, которые задорно носились по небу с самого утра, после обеда решили объединиться, в результате чего на землю обрушился мощный ливень. Стало холодно, мокро и противно. А огромный уличный экран, установленный рядом со столовкой, не давал никакой надежды на скорое улучшение погоды.
Поэтому остаток дня мы провели в домике, играя в настолки. Никогда бы не подумал, что дойду до такого, но «Шакал» мне реально понравился.
вечером
Вечерний огонёк принёс новый сюрприз. Снаружи хлестал ливень, выл ветер, по стеклу скреблась сосновая ветка. На улице стало как-то необычно темно. СЛИШКОМ темно. Рассевшись по кругу, мы с тревожно-депрессивным настроением смотрели на горящую свечу.
Непривычно серьёзная Мира медленно глубоко вздохнула, а потом взглянула на нас. В окружающем полумраке глаза её показались мне чёрными-чёрными. Поджав ноги и обхватив колени руками, она тихо заговорила:
– А теперь без шуток, ребятки. Я должна рассказать. Честно говоря, я надеялась, что до этого не дойдёт. Но вчера система наблюдения опять её зафиксировала. Вот, посмотрите на эти снимки.
По рукам пошла пачка чёрно-белых фотографий. Некоторые – вообще старинные, видимо, времён СССР. А некоторые – просто скриншоты с камер видеонаблюдения, распечатанные на принтере. Тем временем, Мира продолжала:
– Давным-давно на этом месте была усадьба барыни Кошарской. Во время революции её разрушили, люди отсюда ушли. Долгое время тут было всё заброшено. А примерно пятьдесят лет назад советская власть организовала здесь пионерлагерь «Изумрудный». Место ведь хорошее, тихое, лес вокруг. Огромное озеро рядом. Пионерам было здесь очень хорошо. Сначала. А потом дети стали умирать. Каждую смену с кем-то происходил какой-то несчастный случай. Иногда такое бывает, к сожалению, во всех лагерях. Но в «Изумрудном» была просто феноменальная СТАТИСТИКА СМЕРТНОСТИ.
– Ну-ну… – пробормотала Жека, но мысль свою развивать не стала. Уткнулась подбородком в поджатые колени и снова уставилась на пляшущий огонёк свечи.
– Слушайте дальше! Выяснилось, что во время пожара, устроенного революционерами сто с лишним лет назад, у барыни пропала дочь. Обезумев от горя, она искала её многие годы, но так и не нашла. А потом и сама куда-то сгинула.
Заскулив от страха, девчонки-близняшки Маша и Даша обнялись, а потом зажали друг другу рот ладошками и снова вытаращились на Миру. Всё тем же тихим монотонным голосом она продолжала:
– А когда здесь построили лагерь и в нём стали жить дети, она снова стала здесь иногда появляться. Старая-старая, с головы до ног в белый саван замотанная. Если она ночью встречает какого-то ребёнка, то сразу же проверяет – не её ли это дочка. В лицо заглядывает. А потом с этим ребёнком несчастье какое-то происходит. То шею свернёт, то утонет. Или аппендицит гнойный случится. Всякое здесь было. Так что закрыли этот «Изумрудный», и стоял он заброшенный.
– Мамочки, вот же она! – дрожащим голосом воскликнула длинноволосая Ника, выронив от испуга фотографии. На всех снимках была видна белая фигура: стоящая у домиков, проходящая по дорожке, скрывающаяся среди сосен.