Дневник Энрида Борисовича Алаева. Том 2

Дорогой дедушка!

Удивительно, что я могу встречаться с тобой на страницах твоих дневников! Второй дневник, «Первая радость», ты писал уже в возрасте 24–25 лет. Ты пишешь, что некоторое время считал, что дневники ведут лишь великие люди да сентиментальные студентки, но потом пришел к выводу, что каждый человек должен иметь какое-то подобие дневника, в котором он подводил бы итоги своей работы, в меру философствовал, записывал хоть и редкие, но умные мысли. Это прекрасно, что благодаря тому, что ты вернулся к подробному описанию своей жизни, мы можем заглянуть в нее и увидеть, как проходили годы твоей учебы в Рижском военно-политическом училище ВВС СССР, как ты общался с друзьями, как сдавал экзамены, как вел художественную самодеятельность,

как лежал в больнице, как преодолевал трудности на своем первом рабочем месте и многое другое. Благодаря письмам, которые ты писал своим родителям и брату Леониду в 1942–1946 годах, можно перекинуть мостик от первого дневника ко второму. Они некоторым образом восполнили хронологический пробел того периода, когда ты не делал дневниковых записей. Сколько теплых и добрых стихотворений ты написал в этот период своей жизни! Как в них слышится твоя (да, сентиментальная!) душа, твоя любовь к Родине, любовь к жизни и нежная тоска по любимой девушке – Лидии Пичугиной. Благодаря дневнику мы узнаем и об истории ваших отношении, поскольку ты делаешь экскурс в прошлое. Вот уж, действительно, роман! Фотографии ее не сохранилось, но по трогательным строкам стихотворения «Твой портрет» можно представить ее образ – как улыбаются ее глаза, как взлетают ресницы… Из этого стихотворения очевидно, что благодаря Лиде в твоей душе всегда была весна и что любовь для тебя – это песня, несмотря на то, что в ее сердце ты «числился гостем».

Ты далеко. Тебя здесь нет.

Лишь в мыслях ласку встречи грею.

Ты далеко. Но твой портрет

Висит над головой моею.

Смотрю на милые черты –

Они до боли мне знакомы.

И мне сдается, будто ты

Сидишь со мною рядом, дома.

Читая твой второй дневник, я обнаружила интересную деталь: ты хотел, чтобы тебя называли Геной. Заинтересовавшись этим фактом, я узнала, что ты не хотел выделяться, поэтому свое уникальное, единственное в своем роде имя – Энрид ты не хотел «афишировать». Но не выделяться у тебя все равно не получалось. Тому подтверждение – твой аттестат без единой четверки. Интересные предметы тебе пришлось изучать: бомбометание, воз – душную навигацию, воздушно -стрелковую подготовку… Сквозь канцеляризмы поздравительного письма, написанного Вере Константиновне, твоей маме, невозможно не уловить то, как восхищались тобой твои однокурсники, как они гордились тобой. Как ей, должно быть, было приятно прочесть такое письмо и узнать, что она воспитала такого достойного сына. При своей чрезмерной занятости ты умудрился еще и получить географическое образование в пединституте г. Рига. Твой рассказ о педагогической практике в своей родной школе в Москве умилителен. Знаю из личного опыта, что слушать твои объяснения – одно удовольствие! Как повезло твоим ученицам, что им преподавал та – кой харизматичный и обаятельный практикант! Восхищает в твоем дневнике многое: и твой безупречный каллиграфический почерк, и твои рассуждения о жизни, твои выразительные описания друзей, твое умение планировать свою работу, а также – юмор и искренность. Ты дорожил солдатской дружбой, с уважением относился к руководству и коллегам, умел достойно пройти любую сложную ситуацию. Я не сомневаюсь, что тем, кому попадет в руки твой дневник, будет невероятно интересно погрузиться в то время, когда он писался, и что для многих читателей жизненным девизом станут твои строки:

Лить слезу, коль нету счастья –

Самое пустое.

В жизни беды будут часто –

Горевать не стоит.

Никогда еще на свете

Не было такого,

Чтобы солнце на рассвете

Не взошло бы снова.

Елена Рулева

***

Дорогая моя мамочка!

Напрасно волнуешься ты, напрасно ты думаешь, что я тебя покинул. Напрасно терзаешь свое и мое и маленькое Ленькино сердце. Люблю тебя еще сильней. Мало того: в настоящую минуту не могу жить без тебя.

Может быть то будет в тот осенний вечер

Что покрыт туманом и облит дождем.

Ты мне склонишь голову ласково на плечи

Я скажу: счастливо! И покину дом.

Может быть, ты снова сядешь на диване.

Крупных две слезинки упадет на шаль.

И до самой ночи просидишь в молчаньи

Так и не сказав мне ласково: прощай!

Ты не бойся, мама, за родного сына!

Не на смерть иду я, уходя на бой!

Быстро пронесется хмурая година,

Я вернусь – и снова свидимся с тобой.

Я вернусь – небритый, рослый, загорелый,

В трепаной шинели, с орденом в груди.

Обниму тебя я грубо, неумело…

Это будет, мама! Только погоди!

Ну, вот, а ты все печалишься.

Слушай, мама. Если есть возможность достать билет и сесть в поезд, немедленно собирай необходимое и выезжай в Москву. Без всяких пропусков и командировок. Уж здесь мы тебя устроим.

Приезжай, дом наш – без хозяйки. Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет.

Привет всем, особенно Федору Семеновичу.

Любящий тебя сын Рида

6/XII – 42 г.

Москва

***

Здравствуй, дорогой и любимый братишка Леня,

Я очень опечален тем, что ты ничего мне не пишешь. Ты сам знаешь, в каком я теперь положении: работаю на военном заводе, работаю по двенадцать часов. Ухожу рано утром, прихожу поздно вечером. Работа очень тяжелая. Прихожу, а дома кроме стариков никого нет. И писем от тебя нет, мой братик.

Очень жалею, что вас нет в Москве. Неужели так трудно достать билет? А ведь дело, стало только за билетом. Ты уговори маму скорее выехать в Москву. Уж прописать здесь мы вас пропишем. Я никогда не забывал о тебе, мой любимый братишка.

На работе я получаю молоко. Я бы приносил его тебе, и ты пил бы его перед школой. Сегодня у меня выходной день. Зашел в один магазин – гляжу – лежит исторический атлас барона Торнау, как раз под серию к тем двум атласам, которые я купил тебе в Казани. Я купил его для тебя. В нем карты по русской истории. На нашей этажерочке в Казани ты найдешь историю Древнего мира – это я купил перед отъездом в Москву тебе ко дню рождения.

Учись, Леонидка.

Я скоро ухожу в армию. Хотелось бы перед этим повидаться с тобой. Приезжай в Москву, приберись в нашей детской комнате. Здесь лежат все твои книги и тетради, все твои рисунки. Пошлю тебе один листочек из твоей тетради.

Приезжай скорее, будем вместе встречать Новый год. Письма пиши.

Целую.

Брат Рида

6/XII – 42 г.

***

Здравствуй, дорогая мама!

Пишу на пути в Иркутск, в теплушке.

Валенки мои развалились, вообще мне тепло, но ноги замерзают. Сейчас собрались было идти за пайком – прицепили паровоз, сейчас трогаемся. Паек из концентратов. Помнишь, мы слушали рассказ про кашу? По радио. Теперь я убедился в качестве концентрированных продуктов: положишь в кипяток таблетку – через 10 минут готова каша.

Как там вы поживаете?

Прямо не знаю, чего писать. Народу полно, все шумят.

Скоро напишу еще открытку.

Привет Лене

25/I – 43 г.

Алаев

***

Здравствуй, мой братишка!

Первую открытку я вам из Черусти, 120 км от Москвы. Сейчас пишу на станции недалеко от Казани. Ехать еще долго придется – посмотри-ка на карте и найди, где Иркутск. Следующую открытку пошлю из Свердловска, потом из Омска, Новосибирска, Красноярска и из Иркутска. Прости, что такое письмо: нас здесь пятьдесят человек в теплушке, еле найдешь место для письма. Поцелуй маму (поезд сейчас только тронулся, пишу каракулями). Крепко целую тебя, мой браток.

***

Здравствуйте, дорогие родные!

Мое путешествие затягивается. Выехал я из Москвы 24 января. Сегодня уже 29 января, а я еще не доехал до Казани. С такими темпами я доберусь к Иркутску не раньше марта. До того времени не буду иметь от вас писем.

Настроение ничего, но вот с сапогами плохо. В вагоне тесно, спать приходится по очереди – ночь одни, ночь другие. Выдают нам концентраты. Варим каждый себе на котелке. Сначала было трудно без котелка, сейчас приспособил консервную банку. Известия узнаю с большим опозданием. В день получаю 800 г хлеба, 35 сахару, 275 крупы, 80 мяса, чай, соль. Изредка покупаю по пути лепешки. Красная тушь моя пролилась.