Дневник Габриеля
Шрифт:
— Нет, нет, — сказал он, исступленно качая головой, хотя обманщик из него был никудышный.
— А для кого тогда второй матрас?
Его темные миндалевидные глаза прекратили бегать по комнате и замерли на мне.
— Он ночевал здесь, да? Вы знакомы.
Правда была написана на его лице. Филипп потупился.
— Я хотел быть американцем, — еле слышно прошептал он.
— Это он похитил мою дочь? — спросила я.
По мере того как до Филиппа доходил смысл сказанного, на его лице появилось
Глаза Филиппа наполнились слезами. Если бы он был стеклянным, то разбился бы вдребезги об пол.
— Я просидел на этом стуле всю ночь и весь день… Весь день.
Пока мы ехали в Пасадену, Филипп сидел сзади, курил сигареты одну за другой и без умолку говорил, словно мы высвободили поток слов. Он живет в Америке уже два года по студенческой визе, учится в училище и хочет стать диджеем. Пока он ждал, когда же его возьмут на популярную радиостанцию, то разносил газеты, мыл тарелки и по субботам играл в футбол. Филипп был красивым, хотя внешность у него была довольно заурядная и не выдерживала конкуренции в Голливуде.
Он сказал, что человек, положивший ему бомбу на колени, отнял у него все, что имело хоть какое-то значение. Он потерял все свои документы, включая паспорт, разрешение на работу, письма из дома и автомобиль — тот самый белый «хундай», который, возможно, был связан с исчезновением моей дочери. Но одного взгляда в его испуганные глаза было достаточно, чтобы понять, что он потерял нечто большее, что не включишь в опись имущества.
Через несколько минут после нашего возвращения в Пасадену, офицеры полиции Лос-Анджелеса взялись за жилище Филиппа. Но вскоре их сменят ребята из ФБР. Тайное стало явным. Под моим присмотром Филипп будет находиться недолго. Все силы уголовной полиции наступали на Пасадену как армия захватчиков. Террор развязан.
Филипп докурил очередную сигарету и затушил ее в практически полной пепельнице в комнате для допросов. Я протянула ему пачку, и он вытащил еще одну сигарету, попытался закурить, но руки дрожали так сильно, что ему не удавалось зажечь спичку и мне пришлось ему помочь. Он сделал глубокую затяжку, на несколько минут задержал дым в легких и закрыл глаза от удовольствия. Бедняга просидел в своей комнате с бомбой на коленях и детектором движений, трясущимся при каждом проезжающем грузовике, больше десяти часов.
— Мы принесем вам поесть, — сказала я.
Он улыбнулся каким-то своим мыслям.
— Мама хотела, чтобы я выучился на доктора, но я любил рок-музыку.
— Расскажите мне об этом человеке.
Он еще раз затянулся.
— Если я расскажу вам, то я труп.
— Нет, вы будете под защитой.
Он улыбнулся
— Вы так всем говорите, кто прошел через то же, что и я?
— Я никогда не встречала человека, который прошел бы через то, через что пришлось пройти вам.
Филипп откинул голову и сделал вдох. А потом заговорил, шепотом, словно его мучитель слышал каждое слово.
— Я познакомился с ним в баре. Он сказал, что его зовут Габриель. Мы разговорились. Он сказал, что несколько лет прожил в Европе и только что вернулся.
— Он американец?
— Да. Еще сказал, что он актер.
— И вы предложили ему пожить у вас.
Филипп кивнул.
— Я не гей… просто мне одиноко. А он казался таким… Как я ошибался!
— Опишите его.
— Высокий, выше ста восьмидесяти пяти, темные волосы, крепкое телосложение. А еще у него такие глаза, светлые глаза… возникает ощущение, что он смотрит сквозь вас, как будто вы пустое место.
— А когда он приехал из Европы?
— Пять дней назад.
— Вы знаете, из какой страны он вернулся или где пересекал границу?
— Нет.
Филипп снова поднес сигарету ко рту, но рука так сильно дрожала, что он положил сигарету на стол.
— Вы должны его найти.
— А он звонил куда-нибудь?
Филипп покачал головой.
— А вы знаете, с кем он виделся, куда ходил?
— До вчерашнего дня он ночевал у меня только однажды, в тот первый вечер. Просто хранил у меня свои вещи. Сказал, что съедет, как только найдет то, что ищет.
— А что произошло вчера?
— Он попросился поехать со мной развозить газеты.
Филипп снова сделал нервную затяжку, потом повесил голову и выпустил колечко дыма на свои колени.
— Вот тут-то все и началось. Он вытащил револьвер и…
Он покачал головой, из уголка глаза выкатилась слеза и капнула на пол.
— И что потом?
— Приставил к моей голове и нажал курок.
Во взгляде Филиппа теперь светился стыд.
Он зашептал:
— Он смеялся надо мной, сказал, что барабан пуст. А потом зарядил один патрон и снова приставил к моей голове… и снова нажал курок, и еще раз, и еще…
Филипп вздрогнул, словно все еще вспоминал щелчок от удара курка. Он спрятал лицо в ладонях.
— Я чувствовал себя как животное, умоляющее не отнимать жизнь. Я бы сделал все, что угодно.
Он поднял глаза и устало выдохнул.
— А когда вы доставляли газеты, то почему выскочили перед моей машиной, а потом притормозили напротив моего дома?
— Он велел мне ждать, пока я не увижу вашу машину, а потом я должен был выехать так, чтобы вы увидели меня в лицо. Я сам не знаю зачем. Я просто сделал то, что он велел.