Дневник хеджера. Бартон Биггс о фондовом рынке
Шрифт:
Очень умный и состоятельный профессионал, который управляет деньгами своей семьи, а также крайне успешным фондом прямых инвестиций.
Занимался прямыми инвестициями 20 лет как через крупные фирмы, так и напрямую, через механизм совместных инвестиций (соинвестиций). Результаты были хорошие, но комиссионные – это проблема. По его словам, запросы об инвестициях он всегда получал как раз тогда, когда меньше всего был к ним готов. Размер, безусловно, является врагом доходности. Раздражает также необходимость выплаты комиссионных по неинвестированным деньгам. Теперь мой собеседник пытается больше работать со средними по выручке компаниями. Их главный плюс – в том, что они часто предоставляют ему права соинвестора. Подобные соинвестиции не предполагают выплаты комиссионных и ими проще
Председатель и CIO крупного фонда хедж-фондов, входит в инвестиционные комитеты шести престижных фондов и эндаумент-фондов, умная и искушенная.
Она также со скепсисом относится к способности крупных компаний поддерживать доходность на уровне лучшего квартиля в отрасли. Она поделилась со мной результатами одного крупного фонда: за последние десять лет его инвестиции в акции приносили ежегодно примерно на 100 базисных пунктов больше, чем S&P 500, а прямые инвестиции – примерно на 100 базисных пунктов меньше, чем S&P 500. И это несмотря на громадный доход от Google. Но разве инвестиции в Google были не венчурными? За предыдущие пять лет доходность прямых инвестиций данного фонда была на 400 базисных пунктов хуже, чем у S&P 500. Несколько лет назад моя собеседница была партнером в весьма крупной компании прямых инвестиций: ее руководитель был «очень непростым» человеком, а сама компания выступала по преимуществу в качестве громадного пылесоса по сбору активов. Связи компании с мировыми лидерами, а также богатыми людьми помогли ей в прошлом накопить активы и обеспечить себе сделки. Сможет ли такая система работать и дальше? На ее взгляд, хедж-фонды – лучший, более гибкий и менее неликвидный инструмент, чем прямые инвестиции, но в конце концов, она ведь управляет фондом фондов.
CIO очень крупного семейного офиса [156] , управляющего деньгами человека, который заработал 10 миллиардов долларов на инвестициях в интернет. Собственник этого семейного офиса любит делать миллиардные частные инвестиции без привлечения партнеров. В одном случае результаты оказались катастрофическими, в других – приемлемыми. Важно наличие прав соинвестора; собственник с интересом воспринимает идеи прямых инвестиций в технологические и интернет-компании.
156
Семейный офис (англ. family office) – частная независимая организация, оказывающая услуги семьям по управлению семейным имуществом и другими активами. Прим. пер.
Компания готова инвестировать по 100 миллионов долларов в лучшие фонды прямых инвестиций (к которым, по мнению ее руководства, крупнейшие представители сектора более не относятся). Там обеспокоены высокими комиссионными. Права соинвестора значат очень много, и, насколько я понимаю, собственник возмущается высокомерными титанами сектора прямых инвестиций. Вероятно, компания собирается заниматься прямыми инвестициями собственными силами, чтобы избежать такого минуса, как комиссионные. Собственник считает, что он, будучи известным предпринимателем, сможет обеспечить хороший поток сделок; он также уверен (несмотря на предыдущие неудачи), что способен выявлять победителей. Компания создает собственный штат аналитиков. Удачи им.
Мои комментарии
Полагаю, что в погоне за доходностью фонды прямых инвестиций делают ошибку, увеличивая венчурные инвестиции: они покупают технологические и интернет-компании, которым требуется финансирование на ранних этапах. Я бы назвал это синдромом Facebook и Groupon. Фондам прямых инвестиций следует придерживаться именно прямых инвестиций, а не служить ширмой для высокорисковых венчурных инвесторов. Венчурный капитал как класс активов не предполагает никакой доходности – за последнее десятилетие она была нулевой, и даже лучшие компании испытывали трудности. Кроме того, фонды прямых инвестиций должны быть бдительны, чтобы их не втянули в какие-нибудь финансовые операции или слияния, в
Инвестиции в LBO, как отмечает Дэвид Свенсен, являются рискованными из-за привлечения крупных заемных средств. Такие средства погубили фонды недвижимости Morgan Stanley. Кстати, Carlisle запускает новый фонд недвижимости, который сейчас проходит стадию маркетинга: для него заявлен минимальный уровень доходности 8 %, а фиксированные комиссионные сокращены до 75 базисных пунктов. Мне кажется, что в таких сферах, как управление инвестициями, хедж-фонды и прямые инвестиции, мы прошли треть пути через «медвежий» рынок: комиссионные и зарплаты понижаются, и данный процесс продолжится. Мне нравится то, что наш консультант обращает наше внимание на те фонды прямых инвестиций, которые концентрируются на компаниях среднего размера, используют небольшую долю заемных средств и устанавливают минимальные ставки доходности. Так, мы познакомились с четырьмя средними скандинавскими фондами прямых инвестиций. Два заявляли о минимальной доходности 8 %, один – о 6 %, и еще один – о нулевой. Когда мы поинтересовались у последнего, что они хотят этим сказать, нам ответили: берите или уходите.
Мой вывод: так как наш фонд ориентирован на долгосрочную перспективу и нас не слишком беспокоит уровень ликвидности, можно значительно повысить долю частных инвестиций в своем портфеле, но только до 30 %, а не до 50 %. Имейте в виду, что эта доля будет постепенно повышаться благодаря хорошей доходности, сокращению других позиций и необходимости выполнять принятые на себя инвестиционные обязательства (именно так произошло в Yale Endowment). Я остаюсь горячим поклонником акций и дорожу ликвидностью, но также понимаю привлекательность прямых инвестиций.
Еще один стоящий передо мной вопрос: полностью ли мы уверены в нашем консультанте и его компании? Уверены ли мы в живучести ее бизнеса и устойчивости ее высоких показателей? Располагает ли она доступом к рынкам вне Европы? Чарльзу было бы сложно выявить средние по размеру компании, которые могли бы добиться впечатляющих успехов в Китае, Латинской Америке и на других развивающихся рынках. Стоит отметить, что прямые инвестиции в Китае полностью зависят от репутации и знакомства с правильными людьми.
Еще одно цунами
14 декабря 2011 года
Теперь я возвращаюсь к борьбе за выживание инвестиций. Саммит ЕС на прошлой неделе заслуживает четверки, однако он не стал тем прорывным событием, на которое многие надеялись, и рынки оценивают его результаты на четыре с минусом. Темпы роста индекса потребительских цен Китая понизились до 4,2 %, а цены на свинину продолжают падать, что предвещает дальнейшее торможение индекса потребительских цен. Это, в свою очередь, откроет двери для понижения ставок. Динамика индекса Shanghai Composite остается слабой: он как будто стоит на пороге падения. В Нью-Йорке представитель правительства КНР заявил в узком кругу, что проблема неравномерности распределения доходов в Китае такая же острая, как и в США, только там соотношение составляет 2 %/98 %, а не 1 %/99 %.
Больше всего за последнее время меня встревожило личное открытие, что технологический уровень иранцев, оказывается, таков, что позволил им успешно вклиниться в систему управления одного из наших дронов [157] , пролетавшего в 15 км над Ираном, сбить его с курса и посадить на землю без каких-либо поломок. Это сокровище для иранцев и всех тех, с кем они сочтут нужным им поделиться. В отношении же рынков я остаюсь агностиком. Я могу привести аргументы в пользу их роста на 20 % или такого же падения. В данный момент внимание приковано к спредам суверенных бумаг Италии и Франции. Их динамика позволит понять, как же был оценен долговой рынок на саммите ЕС и какие решения были приняты на прошлой неделе. Комментарии со стороны Бундесбанка не способствовали улучшению ситуации. Я по-прежнему считаю самыми привлекательными американский и азиатские рынки, но не готов брать на себя дополнительные риски.
157
Беспилотный летательный аппарат военного назначения. Прим. науч. ред.