Дневник мага
Шрифт:
В этом Петрус был прав. Теперь, когда мы спустились с гор, та равнина, что открывалась нам сверху, оказалась грядой холмов, высившихся прямо перед нами.
— Вспомни, когда ты сегодня был к себе жесток, и займись этим упражнением.
Я попытался, но в голову ничего не приходило.
— Так всегда и бывает. Мы вдруг становимся добренькими по отношению к себе как раз тогда, когда нужна суровость.
Внезапно я припомнил, как обозвал себя идиотом, когда обнаружил, что тот путь, который я старательно преодолел, взбираясь на вершину Пика Прощения, туристы спокойно проехали на машинах. Я сообразил, что был несправедлив и жесток по отношению к себе: ведь туристы, в конце концов,
Я сообщил об этом Петрусу, он в ответ рассмеялся, но не сказал ни слова.
В тот вечер мы остановились в удобной гостинице в деревеньке, где была расположена та самая церковь, колокольню которой я видел издали. После ужина мы решили для лучшего пищеварения немного прогуляться по улицам.
— Из всех способов нанести вред самому себе самые болезненные — те, где затронута Любовь. Мы всегда умудряемся страдать, когда кто-то нас не любит, или кто-то нас бросил, или, наоборот, кто-то от нас никак не отвяжется. Если мы остаемся одни, то страдаем от одиночества, если мы женимся, мы превращаем брак в рабство. Все это просто ужасно! — сердито произнес Петрус.
Мы дошли до площади, где была та церковь, на которую я смотрел. Церковь была маленькая, выстроена просто, безо всяких архитектурных излишеств. Шпиль колокольни, казалось, возносился до небес. Я попытался было увидеть ангела, да не смог.
Петрус глядел на крест, и мне показалось — уж он-то видит ангела, но тут он заговорил, и я понял, что ошибался.
— Когда Сын Божий сошел на землю, Он принес нам Любовь. Но люди не понимают Любви без жертв и страданий, а потому вскоре распяли Иисуса. А иначе никто не поверил бы в Любовь, что принес с собой Христос, ибо люди привыкли ежедневно терпеть страдания из-за своих собственных страстей.
Мы присели на каменную ограду и засмотрелись на церковь. Петрус вновь нарушил тишину.
— Пауло, а ты знаешь, что значит слово «Варавва»? Вар означает сын, а авва — отец.
Петрус неотрывно смотрел на крест на верхушке колокольни. Его глаза блестели, и я почувствовал: он чем-то воодушевлен. Может быть, хотя я не был в этом уверен, — той самой Любовью, о которой он так много рассказывал.
— Замыслы божественной славы были столь мудры! — произнес он, и слова его отдались эхом на пустынной площади. — Когда Понтий Пилат призвал народ сделать выбор, он фактически не оставил им никакого выбора. Он вывел к народу двоих: один был исхлестан бичами и едва держался на ногах, а другой, Варавва, как подобает бунтарю, стоял с гордо поднятой головой. Бог знал, что народ предпочтет смерть слабого, чтобы Он таким образом доказал Свою Любовь.
— Но, независимо от их выбора, все равно в любом случае был бы распят Сын Божий, — так завершил Петрус свою речь.
Вестник
— Здесь сливаются воедино все Пути, что ведут в Сантьяго.
Было раннее утро, когда мы достигли Пуэнте-де-ла-Рейна — это название было выгравировано на цоколе изваяния, изображавшего пилигрима в средневековых одеяниях: треуголка, плащ с капюшоном и вшитыми в подол раковинами, посох в руке. Этот памятник был воздвигнут в честь того грандиозного, но ныне почти забытого паломничества, что возрождали мы с Петрусом.
Предыдущую ночь мы провели в одном из монастырей, что стоят вдоль
В указанное время мы спустились в трапезную. Из-за обета молчания монахи общались друг с другом исключительно при помощи взглядов, и мне показалось, что их глаза сияют ярче, чем у обычных людей. На узких столах уже стояла еда. Мы сели рядом с монахами в коричневых одеяниях. Со своего места за другим столом Петрус подал мне знак, и я прекрасно понял, что он означал: ему до смерти хотелось курить, но, похоже, до утра удовлетворить свое желание не удастся. То же самое предстояло и мне, и я изо всех сил и довольно глубоко вонзил ноготь указательного в мякоть большого. Я не хотел портить столь возвышенный момент жестокостью по отношению к себе.
На ужин были поданы овощной суп, рыба, хлеб и вино. Перед едой вознесли молитву, и мы присоединились к ней, повторяя слова вслед за монахами. Потом, пока мы ели, один из них читал Послание св. Павла коринфянам.
— Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное, — произносил он высоким ломким голосом. — Мы безумны Христа ради… мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне. …Ибо Царство Божие не в слове, а в силе.
Увещевания св. Павла, обращенные к коринфянам, звучали на протяжении всего ужина, эхом отражаясь от голых стен трапезной.
Входя в Пуэнте-де-ла-Рейна, мы с Петрусом как раз обсуждали прошлую ночь, проведенную у монахов. Я признался, что тайком закурил в своей келье и жутко боялся, что кто-нибудь из обитателей монастыря учует сигаретный дым. Петрус только рассмеялся — и я подозреваю, что он и сам поступил так же.
— Св. Иоанн Креститель уединился в пустыне, но Христос проповедовал среди грешников и всю жизнь странствовал, — начал Петрус. — Мне этот путь тоже кажется предпочтительней.
И верно, за исключением времени, проведенного в пустыне, Иисус всегда находился среди людей.
— На самом деле первым Его чудом было вовсе не спасение чьей-то души, не исцеление больных и не изгнание дьявола, а превращение воды в превосходное вино на свадьбе, и совершил Он его по той простой причине, что у хозяев вино кончилось.
Петрус произнес это — и вдруг резко остановился. Это было настолько неожиданно, что я испугался и тоже замер на месте. Мы стояли у моста, давшего свое название всему городку. Петрус, однако, вовсе не смотрел на дорогу перед нами, его взгляд был устремлен в сторону — на двух мальчишек, игравших в мяч на берегу реки. Им было примерно лет по восемь-десять, нас они, по-видимому, не замечали. Вместо того чтобы взойти на мост, Петрус почему-то свернул к берегу и подошел к мальчикам. Я, как обычно, последовал за ним, ни о чем не спрашивая.
Дети по-прежнему не обращали на нас внимания. Петрус присел, наблюдая за их игрой, и, когда мяч упал рядом с нами, схватил его и перебросил мне.
Поймав на лету мяч, я выжидал, что произойдет дальше. Ко мне направился старший мальчик. Я хотел было сразу перекинуть мяч ему, но поведение Петруса было столь необычно, что я решил: мне следует попытаться выяснить, в чем дело.
— Эй, дядя, отдай-ка мой мяч, — сказал мальчик.
Я вгляделся в маленькую фигурку, стоявшую примерно в двух метрах от меня. Что-то в этом мальчишке показалось мне знакомым. То же самое я испытал, когда увидел цыгана.