Шрифт:
Глава 1
Когда тебе уже надели корону, можешь позволять себе любую скромность
Время тянулось, состояние моего внутреннего, магического резерва ощутимо менялось. Сила, что я раз за разом накапливала и берегла во внутреннем мире, стала восприниматься как нечто совершенно мне чуждое. В тайном уголке сознания, вокруг маленькой, пиратской хижины из Чудесада вместо прохладной магии океана густым киселём плескался яд, разрушающий тело, драконий огонь вновь становился обжигающим, беспокойным и опасным. Коварство начатого ритуала обнаружилось в восприятии измёнённой заклинаниями багбира энергии из моего внутреннего магического хранилища, как враждебной, опасной для жизни, от которой мой организм неуправляемо
Нонфейри. Как же страшно утратить магические способности тому, кто жив лишь занятиями магии. Я гнала мысли о том, как буду проживать короткий, людской век, с чередой болезней и быстрой старостью, хотя в последние месяцы такие мысли уже не раз меня посещали. Тогда я допускала, что силу мага отнимет повелитель, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда освободиться от случайно возникшего беспокойства в лице сильфийской принцессы. Я давно догадалась, что именно об этом хотела предупредить мама, когда упоминала о возможности стать счастливой без магии.
Язык не слушался, я даже плакать не могла. Было страшно, больно до жути и ещё обидно. И обижалась я исключительно на себя:
«Скудоумка! Попёрлась на отбор в гоблинскую академию, а попала на алтарь! Что же я наделала?! Если бы у меня была возможность сказать им кто я на самом деле! И что? Они бы остановились? На это не стоило и надеяться. Скажите мне, что жену самого влиятельной персоны магического мира решились похитить, и я сама не поверю. Ни один гоблин на такое добровольно не пойдёт, как и не поверит, что высокородная дама Эвиладель ди ла Легестель (всего двадцать дней назад ставшая первой леди Элинии), носит синюю форму Данзиранской академии, а не расхаживает в роскошном наряде, обмахиваясь веером во дворце великого Даромира ди ра Легестель, главы Содружества, повелителя Зари (регалии которого на официальных приёмах перечислялись несколько минут)».
За мысленными ругательствами о невезении и собственной глупости, чередовавшимися с молитвами всем известным мне божествам, пришло понимание, что боль утихает, а моя магия, и так не однородная по своей сути, вновь начинает преображаться, завиваясь на потоках извлекаемого драконьего огня узлами драгоценной энергии.
«Так вот о каких бантиках говорил повелитель!» – Сплетаясь узлами, колтунами и комьями метомагия тормозила извлекаемый заклятием огонь драконов, поэтому Грах проводивший ритуал, до сих пор не распутал и трети из собравшейся в тугой клубок светящейся силы, которую жаждал приобрести таким бесчестным путём.
Он подхватывал и тянул огонь, а мой редкий дар останавливал процесс, вывязывая причудливые плетения. На обнадёживающей мысли, что возможно вместо занятий магией у меня в расписании всё же не появятся вязание и вышивка, течение магического ручейка и вовсе остановилось. Буквально пары ударов сердца хватило на то, чтобы без раздумий полностью уйти в себя, ныряя в своё магическое сознание.
На воображаемых бревенчатых стенах маленькой хижины отразилось влияние заклинания, они казались истлевшими, изъеденными пламенем. Огонь драконов сквозь эти щели сначала проникал внутрь хижины, а потом через дверь выходил уже из меня, попадая в исписанные символами заклятья, загребущие лапы багбира.
Не знала, что умею ненавидеть, но этого синекожего гада захотелось увидеть на погребальном кострище:
«Вернуть бы контроль над магией, я бы его силовыми линиями удушила! Да я согласна его без магии да гнутой саблей в капусту мелко порубить. Сначала он заберёт огонь, затем обнаружит редчайшую энергию метамага, а она неотделима от магического начала – искры, которая обеспечивает мои способности к магии. Даже если Грах пренебрежет прирученной мной силой океана, она меня не спасёт. Данный вид энергии слишком пассивен, чтобы с её помощью повелевать нитями природной магии для активации заклинаний, а без магического начала не возможно что-либо адаптировать под своё тело. Я стану нонфейри и, как существо лишенное связи с природной магией, проживу не более ста лет, но и эти
«Если только…», – идея перетащить драконий огонь в воображаемую пещеру, созданную для управления энергией амулета Зари, а потом устроить основательный обвал на месте выхода из неё, казалась спасительной, это был хоть какой-то шанс сохранить силу. Мысленно я перешла в пещеру и представила пламенеющий клубок драконьей силы в её центре. Магию океана переместить не пыталась, а вот радужную энергию и даже хижину разместила по разные стороны от огня.
«Закроюсь так, что ритуал придётся начинать взломом, то есть больше, чем с начала. Легко теперь не сдамся», – я устроила на удивление реалистичный обвал, а, закончив, довольная содеянным, открыла глаза, и только что руки от пыли не отряхнула, да и то, кажется, только потому, что они по-прежнему были связанны двойными путами: магическими и верёвочными.
«Успела!» – сердце, окрылённое надеждой, забилось в бешеном ритме. – «Даже время осталось, можно придумать, кому ещё помолиться в новом приступе боли». – О том, что будет больно и даже очень напомнили обнаружившиеся ранки на нижней губе, похоже мной не раз прокушенной. Имеется у меня такая привычка, кусать губы в порыве свойственного мне упорства. Того самого упорства, которое ранее проявлялось беспросветной вредностью упрямого ребёнка, и как ни странно теперь, оно же не позволило противнику узнать, как в заклятии Безмолвия тщетно взывает к милосердию новая королева Элинии. Пытку я выдерживала с завидным, внешним спокойствием, на которое прежде не была даже способна (но пока в Данзиранском общежитии бессонными ночами напролёт заставляла себя поверить, что я королева целой страны, как-то незаметно перестала себя с термитами ассоциировать). Я выбрала слишком большую цель: быть для целого магического мира достойной уважения женщиной и соправительницей, как моя мама для Исильгарда. А это уже далеко не роль самого яркого из бесполезных насекомых, которыми играли на уроках. Это совсем другая категория отношения к миру, где ответственность за себя появляется первым из приличествующих статусу достоинств.
Поэтому в момент, когда Грах вновь сосредоточился на ритуале, а моя голова наполнилась тянущей болью, я не закричала, а, стиснув зубы, стала молиться Хроносу. Именно этот никогда не унывающий бог помогал любому существу не терять интереса к жизни. И слова возобновлённого заклятия извлечения силы не сработали.
Рот багбира перекосился от усилий ухватить и вытянуть хоть каплю моей магии, до этого тонкой паутинкой перетекавшей к нему. Под приближающийся шум (который, видимо, и отвлёк его от ритуала) и последующий грохот, его лицо вытягивалось в неверии. Глаза с прозрачной, белёсой радужкой и горизонтальным зрачком, казавшиеся до отвратности неправильными, вспыхнули злобой и отчаянием. Далеко не сразу багбир понял – шанс обогатиться чужими способностями им окончательно упущен. Вместо потока магии обнаружился большой облом и ещё один облом, гораздо большего размера, надвигался из другой части зала, которая на данный момент становилась крошевом из камня, гоблинского мяса и костей.
Моя голова, запрокинутая с края грубо отёсанного алтарного камня, меня не слушалась, отчего картинка происходящего доходила перевернутой. С трудом приняв происходящее за реальность, краем глаза проследила, как вслед за магическим вихрем, сметавшим камни, размазавшим гоблинов словно нож масло, влетел огромный, золотой дракон. Очередной, особенно яркий всполох света, и Грах былинкой на ветру отлетел в сторону, повис, придавленный чистой силой Гелиоса к одной из трёх уцелевших стен.
Наконец, я смогла сделать свободный вдох, слегка повернула голову и не пропустила момент, когда светящаяся магией, ящероподобная форма приняла очертания широкоплечей фигуры повелителя, которая всем без исключения, показалась ещё более угрожающей, чем его новая, драконья ипостась. Ибо даже огромный, крылатый дракон не мог выглядеть таким разъяренным, каким в тот миг был сам медноволосый эльф.