Дневник Мелани Вэйр
Шрифт:
Она попыталась почувствовать его Иначе – так, как с некоторых пор могла ощущать людей. В миг, когда Ниайре прикоснулась к его истинной сути, она ясно поняла, что их с Дарианом разделяет отнюдь не одно хрупкое тысячелетие. Заключенная в нем сила была бесконечна. Она окутывала его тонким, едва уловимым шлейфом: холодная, яростная и безупречная, без малейшей слабины. Чужая и незнакомая – ни один человек в мире не обладал такими оттенками энергии. Ниайре впервые столкнулась с таким насыщенным, притягательным и в то же время отталкивающим фоном. Это было нечто запредельное.
Их
Слова Дариана не отрезвили и не напугали, скорее наоборот. Если до гибели Ияра она готова была до определенного момента довольствоваться лишь его обществом, то после начала изменять людей одного за другим. Богатых и зажиточных горожан, нищих, бродяг, кочевников, рабов и рабынь. Выживали не все, больше половины умирали сразу или спустя несколько дней в лихорадке, но Ниайре было достаточно тех, кому везло. Она объясняла основные принципы выживания и выпускала в мир, как натасканных на дичь зверенышей.
Ошибки с Ияром она больше не повторяла, и никого не оставляла рядом с собой. Все они были для неё экспериментом по изменению, не только человеческой природы, но мира в принципе. Дариан шел по её следу, и долго созданные ею не жили, несмотря на то, что Ниайре старалась отправить их в самые разные уголки света. Кому-то удавалось протянуть дольше, кому-то меньше, кто-то сходил с ума сразу, кто-то постепенно, и со временем это превратилось в увлекательную игру. Ей нравилась такая жизнь, безумие отступило, в каждой ночи снова появился смысл.
Увести, запутать следы, как можно дальше спрятать очередного измененного, спрятаться самой. Боли от потерь Ниайре не ощущала, разве что жалкие отголоски физической. Она и сама проводила опыты на тех, кто был её продолжением. Яды, дневной свет, предел выносливости. Неизменным оставалось одно – собственное одиночество и бесконечный калейдоскоп лиц, времен и государств.
С Дарианом они больше не встречались. Для преследования её потомков он привлекал людей, которым раскрыл всю теорию ядов и слабостей измененных. Вряд ли они догадывались о том, кто вложил в их руки оружие, но фанатизм стал их отличительной чертой. Горстка преследователей со временем превратилась в тайное общество, идея которого распространилась для посвященных по всему миру. Дариан придумал способ контролировать измененных, но не её.
Когда приедалась борьба, Ниайре искала интересных людей. Вопреки принципам Дариана, она выбирала тех, кого общество выбрасывало за борт, считая лишним, ненужным или недостойным. Тех, кого стоило отпустить в мир
Хасан Аль-Катада, младший сын богатого шейха, бросивший вызов времени и эпохе, отказавшись жить по устоям современного общества. У него не было ни трагической любви к простолюдинке, ни возвышенного желания изменить мир или сделать его лучше. Он родился бунтарем по натуре. Высокий, смуглый темноволосый и темноглазый темпераментный красавец. Она наблюдала за ним какое-то время, прежде чем изменить его.
К тому времени, как они познакомились, её уже звали Дэя. Она выбрала имя девочки из прошлого, чтобы хотя бы изредка вспоминать о том, что есть суть человечности. Впервые Ниайре задумалась об этом на стыке эпох, когда события, позже породившие множество мировых религий, всколыхнули весь мир. Ей, на тот момент перешагнувшей порог своего первого тысячелетия, все казалось блажью и беспочвенным раздуванием пороков и значимости на пустом месте. Странным образом события Иудеи не оставили её равнодушной, напомнили о потерянном в веках чувстве, и она поняла, что была безмерно близка к Бездне Дариана. Стать такой же, как он, превратиться в подобие человека, красивое божество, лишенное чувств и эмоций? Нет, ни за что.
С Хасаном она провела жалкую сотню лет – нередких встреч, заканчивающихся горячим сексом и столь же яркими расставаниями. В мире благодаря их стараниям становилось все больше измененных. Они уделяли много времени обучению осторожности, навыкам охоты, выбирали лучших – тех, кто действительно мог выжить и обхитрить орденских псов. Счет шел с переменным успехом, многие гибли, не успев преодолеть порог пятидесятилетия, но Хасан был жив. Это не могло не радовать, и Дэя чувствовала, что не ошиблась, остановив свой выбор на нем.
Воспоминания о последней встрече с Дарианом практически померкли, но история с Ияром по-прежнему жила в её памяти. Дэя больше не страшилась потерь, а Хасан со временем ей наскучил. Когда схлестнулись два схожих темперамента, это было весело лишь первые десятилетия. Смешные попытки мужчины оспорить её первенство начали раздражать. Понимая, что рано или поздно оторвет ему голову, Дэя вышвырнула его из собственной жизни. Не то чтобы ей было жаль собственного творения, уничтоженного во вспышке ярости, но она не забывала о брошенном вызове. Проиграть Дариану она не могла, а Хасан был умен и перспективы развития расы измененных перевешивали желание поставить на место зарвавшегося мальчишку.
Мелькали столетия, правители и государства, эпидемии уносили сотни и тысячи человеческих жизней, и Дэя привыкла к собственной неуязвимости, как к чему-то изначальному. Дни, когда будучи беззащитной девчонкой она мечтала лишь о том, чтобы добраться до кинжала и забрать с собой к демонам одного-единственного ублюдка, практически стерлись из памяти. Собственное могущество и возрастающая сила пьянили, будоражили, снова и снова, раз за разом позволяя увериться в безнаказанности. Дэя могла получить все, что угодно, под ногами раскинулся весь мир, и в то же время у неё не было никого и ничего.