Дневник Мелани Вэйр
Шрифт:
– -----------------------------------------------------------------------------------------------
– Я люблю тебя, – произнесла Ниайре в тот день, – и безумно благодарна за все, что ты для меня сделал. Но я не хочу и не смогу вечно быть твоей тенью и довольствоваться толиками твоего внимания. Я предлагаю тебе себя: всю, здесь и сейчас. Если для тебя это слишком, то наши пути расходятся.
Сказать это было тяжело, но после сразу стало легче. И как гора с плеч свалилась, когда он протянул руку, и в ярко-синих глазах она увидела ответ. Обнимая его, Ниайре прижалась всем
– ---------------------------------------------------------------------------------------
Дариан не отпустил её в тот день, но спокойно приглашал в свою жизнь других женщин. В основном, блондинок. Что до меня – так он был натуральный фетишист. Все его любовницы, которыми он доводил Ниайре до ручки, были светловолосыми, светлокожими, высокими – по отношению к ней, и с маленькой грудью, плюс-минус плоским задом. По мне так скорее минус, чем плюс, но кому как, опять же. Дариану нравилось.
Ниайре, несмотря на свою миниатюрность, могла похвастаться вполне сформировавшейся фигурой. Поначалу она принимала его походы по блондинкам, как нечто само собой разумеющееся – когда перед тобой вечность, ревновать к смертным просто смешно. Оу, я кажется написала слово «смертные»? Надо запомнить этот день.
Потом этот гад (не могу выразиться иначе, женскую солидарность никто не отменял) вытворил нечто в принципе неудобоваримое. Ниайре стала тайной свидетельницей его разговора с одной из очередных пассий, которой он тоже предлагал бессмертие. Предлагал, надо сказать, в самых прекрасных выражениях.
Не скажу, что я её одобряю, но ту блондинку утром нашли в вонючем канале с оторванной головой. Темперамент, психическая неуравновешенность и долгое следование правилам и заповедям Дариана – исключительно из уважения к нему, сделали свое дело. Он спровоцировал её на страшный конфликт, назревавший около двух столетий, в том числе внутренний. После случая на утесе, она не убивала людей, это было основным правилом, но память о минувшем по-прежнему жила в ней.
Ниайре отпустила внутренние тормоза, позволив природе и инстинктам впервые за долгое время взять верх. Дело было даже не столько в той блондинке и похождениях Дариана, сколько в звере, которого он запер внутри неё на долгие годы.
Убийство не только выдернуло её из мира шаткого равновесия, в котором она пребывала рядом с ним, но и разрушило остатки иллюзий по поводу собственной сущности. Ниайре нравилось убивать, нравилось чувствовать запах страха, нравился сам процесс охоты. Она давно перестала быть человеком и стала тигрицей, из которой старательно пытались воспитать домашнюю кошку.
Она не вернулась к нему, сбежала из города – подальше от Дариана, от его влияния, от обаяния, сводившего с ума и от властной силы, побуждавшей невольно покоряться. Практически сразу Ниайре осознала, как дико, отчаянно, до безумия патологически ей не хватает его. Годы летели не в сравнение с одиноким существованием на острове в его доме, но чувство одиночества не притуплялось. Тем не менее, у неё впереди была вечная жизнь, весь мир, и в таком свете даже самое сильное чувство воспринималось иначе.
Она знала, что захоти Дариан её найти – сделал бы это легко и просто, и что раз их свидание не состоялось
Ниайре предпочла оставить прошлое в прошлом и пошла дальше, впервые по-настоящему наслаждаясь ощущением полета. Сбросить внутренние кандалы, принять себя той, в кого она превратилась, было не так просто, но ей это удалось. В новое тысячелетие Ниайре вступила свободной ото всего и ото всех.
Запись двадцать первая. 25 сентября, 18:40
1 тысячелетие до н.э. – 1 тысячелетие н.э.
За время, проведенное рядом с Дарианом, Ниайре так и не узнала наверняка, что же произошло в ночь её смерти-воскрешения. Он рассказывал много, но ни словом не обмолвился ни о своей сути, ни о происхождении. Он говорил о фактах, но не о причинах и следствиях. Со временем Ниайре перестала спрашивать, надеясь отыскать ответы в его библиотеке. Увы, напрасно.
То же произошло, и когда она осталась наедине со своей уникальностью. Объездив множество стран, Ниайре находила упоминания о существах, питающихся человеческой кровью, но на деле все они оказывались лишь суеверными поверьями и легендами. Будто сам мир отрицал возможность существования ей подобных. Единственный, кто мог дать ответы на вопросы, не пожелал этого сделать.
Скорость, которую человеческий глаз не способен был воспринять, мгновенное заживление ран, возможность одной рукой без усилий поднять телегу и внушение здорово пригодились, когда она осталась одна. Ниайре хорошо помнила правила выживания, но отказаться от охоты не могла и не хотела. Чем больше становилось убийств – случайных путников, жителей небольших диких поселений, тем ярче она ощущала собственную сущность. Звериную, дикую, первобытную и неудержимую. Поисков своих она так не оставила, но вскоре в летописях современников появились новые легенды о ночной охотнице. Щедро приукрашенные человеческой фантазией, как, например, её способность оборачиваться зверем или крылатым монстром.
Вся фальшивая добродетель Дариана казалась насмешкой над собственной природой. Она знала о силе внушения, но не могла поверить в то, что за тысячу лет он ни разу не убил во время питания. Как ему это удалось?.. Он всегда обходил стороной тему своего происхождения – разве что признался, что вот уже тысячу лет путешествует по миру, и что одиночество порядком утомило. Откуда его странная и страшная сила, оставалось только догадываться. Находясь рядом с ним, Ниайре могла её чувствовать. Каждое десятилетие делало её сильнее, но это не шло ни в какое сравнение с могуществом Дариана. От него кружилась голова и перехватывало дыхание.
Памятуя о своих снах, она искала и в другом направлении. История Мелет*, как называли остров финикяне, интересовала её не меньше. И снова ничего. Ниайре не находила никаких сведений о древних цивилизациях, существовавших задолго до её рождения. Нигде, во всем огромном мире – теперь, равно как и в прошлом, в святынях знаний Дариана.
Он так и не раскрыл перед ней своей истинной сути. Холодность и отчужденность сменялись вниманием и искренней заботой. Когда Дариан был настоящим? Она понимала, что таков был его расчет, чтобы удержать её при себе. Вот только зачем?