Дневник мертвеца
Шрифт:
Приглядываясь, я понимаю, что многие из них чем-то неуловимо похожи друг на друга. Я догадываюсь, что вижу большую семью: все эти люди - родственники: сестры, братья, дети, дяди и тети, тести, тещи, шурины и девери. Это даже больше, чем семья - тесно сплоченное племя, состоящее из близких друг другу людей.
Наконец, я вижу другую сторону замка, скрытую от дороги. Под тенистым навесом стоит мягкий диван с видом на море. На нем удобно устроился седой, как лунь, пузатый старичок с усами; на его коленях, свернувшись, спит кот. Одной рукой старик гладит кота; другой держит трубку, которую иногда осторожно, чтобы не потревожить кота, вставляет в рот, удерживает ненадолго и извлекает обратно; потом выпускает густые клубы дыма и ветер тут же уносит их прочь. Вокруг дивана бегают друг за дружкой двое сорванцов; старик смотрит на них с умилением. Я понимаю,
XIX.
Меня так вдохновляют мои новые способности, что я уже просто не могу остановиться. На этот раз мне захотелось узнать, как все началось - откуда пошла уничтожившая нас пандемия. Когда я безмолвно "вознамерился" узнать это, то обнаружил себя уже не сидящим на кровати с блокнотом, а перенесшимся в совершенно другое, незнакомое мне место. Это было не видение, а непосредственное присутствие в происходящем.
Я сижу на полу платформы метро, прислонившись спиной к стене. Рядом со мной слева сидит бомж, очень агрессивно настроенный, но слишком слабый, чтобы бросаться на людей. Они обходят его, а он злобно рычит и шипит им вслед. Один из пассажиров вызывает у него особенно сильную ярость, он ползет за ним следом. Когда он проползает мимо меня, я вижу, что нижней половины его тела нет: торчит кусок позвоночника, мясо и прочая дрянь. Понимаю, что этот бомж - первый зомби, с которого все началось. Кажется, в эпидемиологии для обозначения первого заболевшего используют термин "нулевой пациент"; именно его я и видел. Не знаю, где происходила эта сцена, но у меня осталось четкое ощущение, что в каком-то американском городе. Причем город этот достаточно большой, раз там есть метро.
При всем впечатлении, которое произвело на меня увиденное, это было не совсем то, что я рассчитывал узнать. Меня интересовали не подробности, а причины произошедшего. Почему, за что человечество постигла такая страшная участь?
После многочисленных опытов с восприятием я постиг столь многое, что уже не могу наивно полагать, будто "истинные причины" чего бы-то ни было существуют и, тем более, могут быть открыты. Меня больше не вводят в заблуждения слова вроде "истины", "сути", "причины" или, например, "правильности", "пользы", "достоинства". В действительности - в природе - не существует ничего, что можно назвать ими. Все эти слова, и вообще все слова и человеческий язык в целом - это вредная абстракция, уводящая нас от непосредственного восприятия того, что есть. И я понимал, что ответы на волнующие меня вопросы относятся именно к этой категории. Ведь мне известно, как сознание, повинуясь малейшей прихоти моих желаний, способно буквально из ничего в мгновение ока творить бесконечные миры, полные удивительных подробностей. Эти миры столь же реальны, что и наш; иногда похожи на него, а иногда нет. Я знаю, что если захочу получить ответ на вопрос, на который в принципе не может быть ответа, сознание все равно решит задачу - оно тут же создаст мир, в котором искомый ответ есть. Но какова будет ценность такого ответа? Вот он, вред языка: чтобы объяснить ложность слова "истинное", я вынужден был обратиться к такой же бессмыслице - "ценности"!
И все же, вполне осознавая, что ответы на эти вопросы не принесут мне объективного понимания, я желал получить их. Такова, видно, природа человека: получать извращенное удовольствие от бесконечного запутывания в своих тщетных попытках знать все обо всем. Тщетность - вот главное человеческое слово. В нем наша суть.
***
Итак, я пожелал знать причины. В то же мгновенье я постиг их: постиг истинную суть произошедшей катастрофы, ее источники и скрытые предпосылки, все неуловимые влияния и факторы, приведшие к тому, что случилось. Это знание потрясло меня. Оно было столь грандиозным, что понятия добра и зла совершенно неприменимы к нему. Но, - и это главное, - пытаясь вербализировать его, чтобы перенести узнанное на бумагу, я обнаружил, что не могу написать ни слова! Это знание настолько нечеловеческое, что его невозможно перевести в наши понятия. И все же я попытаюсь - а что мне еще остается?
Причины пандемии ясны, как день, но человеку они могут показаться неприятными и даже возмутительными - мы не любим, когда что-то оказывается вне нашего контроля.
Пандемия была неизбежна и предопределена давным-давно, когда человечество еще не существовало. Катастрофа произошла из-за нарушения баланса; и баланс этот не имеет отношения к нашей планете, и нарушен он был не человеком. Первичное нарушение произошло где-то в центре мироздания, причем оно не было нарушением в том смысле, как мы это понимаем. Оно было необходимым событием, включенным во всеобщее, никогда не нарушаемое равновесие - ненарушаемое, потому, что никто и ничто не в силах его нарушить. Нарушение, однако, требовало компенсации; и она произошла, согласно законам природы, действующим ныне.
Волны от компенсации достигли нашего мира, - а он, как мне открылось, находится на онтологической периферии относительно Источника Всего, поэтому воздействия достигают нас не сразу и в сильно преломленном виде, - где приняли характер эпидемии зомби-вируса, выкосившей человечество под корень. В силу присущей вселенной непостижимой гармонии событие это оказалось долгожданным и необходимым на нашей планете.
Назревшим - пожалуй, удачное слово. Человечество и почти все сухопутные виды были стерты с лица земли менее чем за месяц, потому что в силу естественного порядка вещей (или божественного замысла, если угодно) планета должна была быть очищена для чего-то другого. Так уже происходило прежде, когда гибли неандертальцы, мамонты, динозавры и множество более ранних видов, следы пребывания которых на Земле полностью исчезли еще до появления человека.
Мудрецы древних эпох были правы, считая, что мы живем в конце периода Кали-Юги - Темной Эпохи. Однако это знание неверно интерпретировали. Ожидалось, что Кали-Югу сменит золотой век - Эра Водолея, и человечество воспользуется ее плодами: жизнь на земле станет как в раю. Так оно и будет - но только без людей. Мне открылось, что нашей эпохой была как раз Кали-Юга. Окончание Кали-Юги означает конец эры людей.
Еще одно удачное, хотя и не вполне передающее суть слово - Жатва. Существа, жившие на планете, в очень тонком смысле, который мне трудно выразить, "созрели", чтобы быть сжатыми, как жнут урожай. Мы не в силах понять и принять, что можем быть пищей для кого-то другого; это неприятный факт, однако так оно и есть. Кто-то (или что-то) получил пользу от сопровождаемой чудовищными страданиями гибели человечества и других видов; хотя мне не нравится слово "польза", лучшего тут, наверное, не найти. Можно посмотреть на это с другой стороны: природа, из-за присущей ей экономии и гармонии, устроила так, чтобы наша гибель принесла пользу чему-то еще.
И все же, при всей жестокости эпидемии, с более широкой, нечеловеческой перспективы произошедшее видится мне правильным и необходимым. Катастрофа стала частью мировой гармонии и равновесия, и потому полностью соответствует порядку вещей. Увы, космос ничего не знает о человеческой справедливости.
Когда я постиг это, мне тут же захотелось узнать, кто - или что - получил выгоду от нашего истребления? Я ясно видел, что это не вирус, а нечто иное, более значительное; эта сила, безмерно превосходящая человечество, использовала вирус как орудие. Он был выбран как самый изящный и экономичный способ - просто потому, что природа любит экономию.
За вирусом стояло нечто, что я не в состоянии описать - человеческий язык не предназначен для подобного. Согласно законам природы, человек не должен видеть таких вещей, поэтому в его языке нет слов для их обозначения.
Эта сила не разумна в нашем понимании. Она столь велика, огромна и могущественна (при всей относительности этих слов), что не нуждается ни в каком разуме. И хотя она может притвориться разумом, воплотившись в человека - ей, самой по себе, разум не нужен. Мне кажется, старая теологическая формула "покой превыше всякого разумения" означает именно это - ее абсолютное превосходство над всяким разумом и даже сознанием, а вовсе не то, что ее невозможно постичь разумом. Конечно, ее невозможно постичь, это верно тоже.
Я могу попытаться описать ее лишь метафорически. Если вообразить, что эта сила могла бы отбрасывать некую тень; а та, в свою очередь, тоже отбрасывала бы тень, которая тоже отбрасывает тень... и так далее; то, выбрав тень в условной середине этого бесконечно расходящегося ряда, я мог бы попытаться обозначить ее, - тень, а не саму силу, - используя слово "Жизнь". А если взять тень еще дальше, ближе к концу ряда (хотя конца у него нет, ибо он бесконечен), я увижу ветхозаветного бога, карающего своих непослушных детей за совершенную когда-то чепуху, о которой они уже и не помнят.