Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке

Шрифт:
Эрнесто Че Гевара
Дневник мотоциклиста
Давайте договоримся
Это не рассказ о впечатляющих подвигах, но и не просто «байки»; по крайней мере, мне не хотелось бы, чтобы мои заметки воспринимались именно так. Это кусок двух жизней, запечатленных в тот момент, когда они вместе двигались по избранному пути с общими устремлениями и единым багажом мечтаний. За девять месяцев человек успевает передумать много всякого, его посещают самые разные мысли — от самых возвышенных философских размышлений до низменных помыслов о том, как бы разжиться тарелкой супа, — в полном соответствии с мерой наполненности его желудка. А если к тому же он еще и чуточку авантюрист, то за этот отрезок времени может пережить кое-что, что может показаться интересным и другим, и невнятный рассказ об этом «кое- что» выльется в нечто вроде этих заметок.
Итак, монета взлетела в воздух и, перевернувшись
В любом пособии по фотографии есть снимок, изображающий ночной пейзаж, в небе над которым сияет полная луна, а пояснительный текст разоблачает тайну этой темноты в разгар дня, но природа чувствительного слоя моей радужной оболочки плохо известна читателю, да я и сам едва в ней разбираюсь, так что, даже сверяясь с фотопластинкой, невозможно точно установить время, когда был сделан снимок. Если я изображаю ночной вид, то хоть тресните, а поверьте в него, меня это мало волнует, так как если лично вам пейзаж, запечатленный в моих заметках, незнаком, то вы с трудом докопаетесь и до другой правды, о которой идет речь на этих страницах. А теперь оставляю вас наедине с собой — прошлым…
Первые симптомы
Стояло октябрьское утро. Воспользовавшись выходным, 17-го я отправился в Кордову. На увитом виноградом крыльце дома Альберто Гранадо мы пили сладкий мате [1] и обсуждали последние происшествия «этой собачьей жизни», между делом доводя до ума «Богатыря II». Альберто жаловался, что ему пришлось бросить место в лепрозории святого Франциска в Чаньяре и грошовую работу в больнице «Эспаньоль». Мне тоже пришлось бросить свое место, но, в отличие от Альберто, я был этим очень доволен, хотя это и доставило мне некоторые неприятности— прежде всего, из-за моего мечтательного характера; мне до чертиков надоел медицинский факультет, больницы и экзамены.
1
Иначе — парагвайский чай (высушенные листья и молодые побеги вечнозеленого тропического дерева из рода падуб).
Ведомые воображением, мы забирались в дальние страны, плавали по тропическим морям и обошли вдоль и поперек всю Азию. И вдруг среди мечтательных видений проскользнул вопрос: а не поехать ли нам в Северную Америку?
В Северную Америку? Но как?
На «Богатыре», дружище.
Вот так и было решено совершить путешествие, неукоснительно следовавшее генеральному маршруту, начертанному Вдохновением. Братья Альберто присоединились к нам, и новая порция мате скрепила договор, согласно которому ни один из нас не имел права давать слабину до тех пор, пока не сбудутся наши чаяния. Остальное свелось к бумажной волоките — в поисках разрешений, сертификатов, документов, иными словами, к преодолению всех тех разновысоких барьеров, которые чиновники разных стран ставят на пути любителя путешествий. Чтобы поддержать марку, мы заявили, что хотим совершить поездку в Чили. Моя основная задача заключалась в том, чтобы до отъезда сделать как можно больше запасов, Альберто же предстояло подготовить мотоцикл д ля долгого пробега и изучить маршрут. В тот момент вся важность нашего предприятия еще скрывалась в дорожной пыли, сквозь клубы которой мы мчались на нашем мотоцикле, пожиравшем километры в стремительном бегстве на север.
Открытие океана
Над морем повис четко очерченный круг полной луны, осыпающей волны серебристыми блестками. Усевшись на гребне дюны, мы смотрим на это непрестанное колыхание, и мысли у нас разные: для меня море всегда было существом, которому можно довериться, другом, который с готовностью выслушивает любой рассказ, никогда не выдавая доверенных
Мы остановились в Вилья-Хесель, к северу от Мар-дель-Плата, у одного типа, который гостеприимно предоставил нам крышу над головой, и подводим итог пройденным 1200 километрам, самым легким, однако научившим нас уважительно относиться к расстояниям. Мы не знаем, доберемся ли до конечной цели, но впечатление такое, и причем однозначное, что это нам недешево обойдется. Альберто сам смеется над тщательно разработанным им планом, согласно которому мы уже должны быть у финиша, хотя на самом деле все еще только начинается.
Выехали из Хеселя с приличным запасом овощей и тушенки, которую нам презентовал наш «бескорыстный» хозяин. Попросил, чтобы, если доберемся до Барилоче, телеграфировали ему оттуда: он якобы разыграет номер телеграммы в лотерею. Нам кажется, что это уже чересчур. Однако находятся и другие, которые говорят, что мотоцикл — роскошь, а не средство передвижения и т. д.; мы твердо решили доказать обратное, но естественная подозрительность заставляет нас до поры до времени молчать.
На прибрежной дороге Камбэк продолжает проявлять свои авиаторские наклонности и, бухнувшись лбом об землю, снова выход ит целым и невредимым. Совладать с мотоциклом очень непросто, так как уложенный на багажник груз расположен позади центра тяжести и при малейшей нашей оплошности машина встает на дыбы. В мясной лавке у дороги мы купили немного мяса на жаркое и молока для собаки, к которому она не прикоснулась; наша зверушка начинает заботить меня больше (все-таки живое существо), чем 70 «бананов», которые мне пришлось выложить. Мясо оказывается кониной, и такое приторное, что есть просто невозможно; разочарованный, я бросаю кусок, собака перехватывает его на лету и пожирает во мгновение ока; удивленный, я бросаю еще кусок, и история повторяется. Видно, придется сесть на молочную диету. Но, вопреки гвалту, поднятому поклонницами Камбэка, я перехожу здесь, в Мирамаре, к…
…лирическому отступлению
На самом деле в мои намерения не входило описывать дни, проведенные в Мирамаре, где Камбэк обрел новый очаг, к которому тяготел своим преднамеренно выбранным именем. Мы свернули в тихую заводь, колеблясь в нерешительности, целиком покорившись одному-единственному слову, которое держало нас, как на привязи.
Альберто почуял опасность и уже представлял, как в одиночестве катит по дорогам Америки, но притих и голоса не подавал. Препирались в основном мы: я и она. В какой-то момент, когда я уезжал, как мне казалось, победителем, мне припомнились стихи Отеро Сильвы:
Я прислушался к шлепанью босых ног по дну лодки, и мне привиделись сумрачные от голода лица. Между нею и улицей разрывалось мое сердце. Не знаю, откуда взялись силы бежать от плена ее глаз, вырваться из ее объятий. Она осталась, и глаза ее затуманились тоской — слезы дождя все текли и текли по стеклу. Но она не окликнула меня: «Подожди, я иду с тобой!»После я усомнился, что щепка имеет право сказать «я победила», когда прибой выбрасывает ее на берег, до которого она хотела добраться, но это было после. Настоящему «после» неинтересно. Два запланированных дня растянулись, как резина, превратившись в восемь, и вместе с кисло-сладким привкусом расставания, смешанным с моим дурным запахом изо рта, я почувствовал, как ветер странствий окончательно уносит меня в миры, которые представлялись мне более диковинными, чем были на самом деле, навстречу ситуациям, которые в моем воображении рисовались куда более нормальными, чем оказались в итоге.