Дневник пакостей Снежинки
Шрифт:
– Вы Липа? – осторожно спросила я.
– Боже! Что случилось? Кто это? Почему вы дома у Али? Авария произошла? Да? Господи!
– Все в порядке, – сказала я, – меня зовут Даша Васильева. Алевтина Михайловна приехала к нам в Ложкино с пылесосом.
– К вам? – перебила меня собеседница. – Она же отправилась к Глобусовой!
– А-а-а, – протянула я, – теперь понятно. Мы живем на Сосновой, семь. А Ирина и Михаил на Еловой, семь. Улицы параллельные. Нас постоянно путают. Молочник частенько привозит Глобусовым наши заказы, а нам их. И доставщики воды тоже невнимательны. Еловая – Сосновая.
– Да вроде нет, – ответила Липа, – хотя в последнее время она не очень хорошо себя чувствовала.
– Я у Зямы, – начала я, – девочку нельзя оставить одну. И…
– Боже, боже, боже, – зачастила трубка. – Немедленно расскажите, что случилось?
– Вы далеко находитесь? – поинтересовалась я.
– Я тут, – закричали в телефон, – дверь открываю!
Я не успела сообразить, что происходит, как в столовую ворвалась женщина в джинсах и пуловере с изображением кошки. В волосах у нее сверкала заколка, более подходящая воспитаннице детсада: пластиковая собачка в стразах.
– Тетя Липа! – обрадовалась Зяма.
– Иди в свою комнату, – распорядилась Липа.
Девочка покорно двинулась к двери, но на пороге остановилась и показала на меня пальцем:
– Она говорит…
– Не «она», а Дарья, – тут же остановила Зяму Липа.
– Дарья говорит, – послушно повторила девочка, – мама в больнице, надо ей паспорт отвезти.
– Я разберусь, – пообещала Липа, – пойди отдохни, а потом садись за уроки.
– Можно пазл собирать?
– Пожалуйста.
– Новый!
– Да.
– Ой, спасибо! – захлопала в ладоши Зяма и убежала.
– Ей пятнадцать? – уточнила я. – Или девочка прибавила себе для солидности возраст?
– На днях будет шестнадцать, – сказала Липа. – Понимаю ваше недоумение. Но в связи с рядом обстоятельств Зяма и выглядит, и ведет себя как десятилетка. Теперь рассказывайте, что случилось с Алей.
Глава 4
– Где ты пропадала? – спросила Маша, когда я вошла в дом.
– Сначала я поехала к Зяме, потом отправилась в больницу к Алевтине, – ответила я. – А как Дунечка?
– Похоже, у нее зубы режутся, – вздохнула Манюня, – капризничает весь день, я на террасу ее в коляске выкатила, она там спит. Свежий воздух девочку вмиг угомонил. Прямо боюсь ее в дом вносить, проснется и снова закричит. Афина ее караулит. Наша собакопони лучше всех радионянь. Стоит малышке закряхтеть, как Афина ко мне несется и тянет на веранду. А зачем ты в больницу ездила?
Я села в кресло.
– В двух словах не описать. Зиновьева так боится за свою дочь, что никуда ее от себя не отпускает…
Маруся некоторое время слушала мой рассказ, потом вдруг встала.
– Мусик, подожди, я кое-что принесу.
Я переместилась с кресла на диван, легла на него, подсунула под голову подушку, накрылась пледом и начала шарить рукой по столику. Отлично помню, что утром положила на него новый роман Смоляковой…
– Вот, смотри, – сказала Манюня, входя в комнату с двумя книгами. – Я собираю для Дуняши библиотеку. Ищу добрые издания с красивыми картинками. Монстры, всякие ужасы сразу отвергаю. Это сказки о стране, в которой живут кошки. Посмотри на иллюстрации.
Я начала перелистывать страницы и пришла в восторг:
– Какая прелесть! Очаровательно.
– А во второй книге речь идет о стране собак, – сказала Маша, – она соседствует с землями кошек, никто не воюет, все дружат. Картинки еще лучше. Мне так понравились иллюстрации, что я посмотрела, кто их автор: Алевтина Зиновьева. Это она к нам приходила.
Я натянула плед до подбородка.
– Очень талантливая и, похоже, добрая женщина, жаль только, что ей в жизни мало счастья досталось. Все хорошее, что она получала, у нее отнимали. Ее подруга Липа…
– Странно называть человека, как дерево, – перебила меня Маруся, – Липа.
– Сокращенное от Олимпиада, – пояснила я, – раньше очень популярное имя, а нынче почти забытое. Липа Маркина и Аля Зиновьева считают себя сестрами. Их родители дружили, работали на одном заводе, вместе построили дачу и славно там проводили лето, никогда не ругались. Когда у Али умер отец, а потом мать, Маркины не позволили забрать девочку в детдом, оформили над ней опеку, воспитали ее как родную дочь. Жизнь Зиновьевой текла гладко, Маркины ее любили, они разглядели у девочки талант, отправили ее заниматься в художественную студию. После школы Аля с первого раза поступила в институт, окончила его, стала иллюстратором книг. Диплом она получила, уже став замужней дамой. Ее супруга Алексея Шереметова можно считать второй после смерти матери и отца бедой. Он не имел ни кола ни двора, ютился в трущобе, работал в НИИ, а в свободное время изобретал какую-то, как сказала мне Липа, – хрень.
Аля же имела собственную квартиру, которая ей досталась от покойных родителей, и неплохо зарабатывала. Липа знала, как подруга любит Лешу, и не говорила ей того, что просилось на язык. А сказать хотелось многое, ну, например: «С ума сошла! Едва восемнадцать стукнуло, как ты в загс побежала. Да с кем! Неужели не видишь, что он городской сумасшедший? Не моется, не бреется, ходит в обносках, получает копейки, изобретает дребедень. Это не муж! А камень на шее!» Но Олимпиада помалкивала. Она сама надела фату через год после Али. Петя, жених Маркиной, происходил из обеспеченной чиновной семьи, часто летал за границу в командировки, одевал, обувал жену, осыпал подарками, имел квартиру, машину, дачу, деньги. У него был близкий друг Костя, тот на свадьбе заметил Алю, попытался за ней ухаживать, но получил резкий отпор. Спустя пару месяцев Петя попросил жену:
– Объясни Але, что Костик отличная партия. Все при нем. Родители прекрасные, в доме полный достаток, радужные перспективы. На фиг ей нищий идиот Леша?
Липа отважилась поговорить с подругой, но едва она произнесла:
– Ты очень нравишься Косте, – как Аля отрезала:
– А он мне нет. Я замужем.
– Развод не запрещен, – пробормотала Липа.
– Да, – кивнула Аля, – но я люблю Алексея. Мне не нужен кошелек. Я живу с человеком, а не с его деньгами. Замуж пошла потому, что встретила своего единственного. Мне безразлично его материальное положение. Он нищий? Так я сама заработаю.