Дневникъ паломника
Шрифт:
Джером Клапка Джером
Дневникъ паломника
Предисловіе
Нсколько мсяцевъ тому назадъ одинъ изъ моихъ друзей говоритъ мн: — Отчего вы не напишете серьезную книгу? Не мшало бы вамъ заставлять публику шевелить мозгами.
— Да хватитъ ли меня на это? — спрашиваю.
— Попытайтесь, — былъ отвтъ.
Вотъ я и попытался. Это серьезная книга. Поймите меня. Эта книга образуетъ вашъ умъ. Въ этой книг я разсказываю о Германіи — по крайней мр все, что мн извстно о Германіи и о представленіи Страстей въ Оберъ-Аммергау. Разсказываю и о другихъ вещахъ, — только не все, что знаю, дабы не раздавить васъ своими знаніями. Я хочу просвщать васъ помаленьку. Когда вы прочтете эту книгу, мы можемъ начать сызнова и я разскажу вамъ еще кое-что.
Что вы подумаете, прочитавъ эту книгу, — я не желаю знать, право не желаю.
Для меня достаточное вознагражденіе — сознаніе исполненнаго долга и процентъ изъ барышей, вырученныхъ отъ продажи книги.
Понедльникъ 19
Мой другъ Б. явился ко мн нынче утромъ и спросилъ, поду ли я съ нимъ въ театръ въ слдующій понедльникъ.
— О, да! разумется, старина! — отвчалъ я. — Вы достали ордеръ?
Онъ отвчалъ:
— Нтъ, ордеровъ не даютъ. Мы заплатимъ за входъ.
— Заплатимъ! Заплатимъ за входъ въ театръ! — воскликнулъ я въ изумленіи. — Какой вздоръ! Вы шутите?
— Милйшій, — возразилъ онъ, — неужели вы думаете, что я сталъ бы платить, еслибъ можно было попасть даромъ? Но устроители этого театра не имютъ понятія о «билет на право свободного входа», — непросвщенные варвары! Ихъ нисколько не тронетъ ваша принадлежность къ пресс; они не интересуются прессой; они знать не хотятъ о пресс. Не стоитъ обращаться къ режисеру, потому что у нихъ нтъ режисера. Если вы хотите, чтобъ васъ впустили, — извольте заплатить. Если не хотите платить, — васъ не впустятъ: таковъ ихъ обычай.
— Милый мой, — отвчалъ я, — какой скверный обычай! Да, что же это за театръ? Видно, я никогда не бывалъ въ немъ.
— Должно быть, — отвчалъ онъ. — Это театръ въ Оберъ-Аммергау, — первый поворотъ налво отъ станціи Оберъ, въ пятидесяти миляхъ отъ Мюнхена.
— Гмъ! неблизкій путь! — замтилъ я. — Такому захолустному театру не слдовало бы важничать.
— Онъ вмщаетъ семь тысячъ человкъ, — отвчалъ мой другъ Б. — и биткомъ набитъ при каждомъ представленіи. Первое представленіе будетъ въ слдующій понедльникъ. Подете?
Я подумалъ, заглянулъ въ записную книжку, увидлъ, что тетка Эмма прідетъ къ намъ въ субботу и останется до пятницы, разсчиталъ, что если я уду, то вроятно не встрчусь съ нею и стало быть не увижу ея въ теченіе еще нсколькихъ лтъ, — и ршилъ хать.
Правду сказать, меня соблазнилъ не столько театръ, сколько поздка. Сдлаться великимъ путешественникомъ всегда было моей задушевной мечтой. Я былъ въ восторг, еслибъ могъ писать въ такомъ примрно род:
— Я курилъ мою благовонную гаванну на залитыхъ солнцемъ улицахъ стараго Мадрида и втягивалъ дкій вонючій дымъ трубки мира въ жалкомъ вигвам дальняго Запада; и прихлебывалъ мой вечерній кофе подъ молчаливою снью палатки, между тмъ какъ спутанные верблюды щипали скудную траву пустыни; и глоталъ жгучую водку свера, между тмъ какъ олень жевалъ свой кормъ въ хижин рядомъ со мною, а блдные лучи полунощнаго солнца играли на снгу; я чувствовалъ на себ огонь блестящихъ глазъ, сверкавшихъ на меня съ окутанныхъ чадрами, подобныхъ привидніямъ, лицъ въ узкихъ улицахъ древней Византіи, и съ улыбкой отвчалъ (что конечно не длаетъ мн чести), на вызывающіе взоры черноглазыхъ двушекъ Іеддо; я бродилъ тамъ, гд «добрый» Гарунъ аль-Рашидъ пробирался ночью, переодтый, въ сопровожденіи своего врнаго Мезрура; я стоялъ на мосту, гд Данте поджидалъ прославленную Беатриче; я плавалъ на водахъ, носившихъ трирему Клеопатры; я стоялъ на томъ мст, гд упалъ Цезарь; я слышалъ шелестъ роскошныхъ платьевъ въ салонахъ Парижа и бряцанье бусъ, обвивающихъ черныя шеи красавицъ Тонгитобу; я изнемогалъ подъ жгучими лучами солнца Индіи, я замерзалъ въ снгахъ Гренландіи, я видлъ вокругъ себя дикія орды Африки, я засыпалъ, завернувшись въ походное одяло, подъ тнью гигантскихъ сосенъ Сверной Америки, за тысячи миль отъ центровъ человческой жизни.
Б., которому я излагалъ свои мечты этимъ капризнымъ слогомъ, возразилъ, что тоже впечатлніе можно произвести, описывая мсто своего постояннаго жительства.
— Я могу развести такую же рацею, не узжая изъ Англіи, — сказалъ онъ. — Вотъ, слушайте-ка:
— Я сосалъ мой четырехпенсовый мунштукъ на пескахъ Флитъ-Стрита, и попыхивалъ моей двухпенсовой маниллой въ раззолоченныхъ залахъ Критеріона, я тянулъ мое пнистое пиво тамъ, гд прославленный Ангелъ Ислингтона собираетъ жаждущихъ подъ снь своихъ крыльевъ, и пропускалъ рюмочку въ вонючемъ салон Сого! Возсдая на хребт причудливаго осла, я направлялъ его бгъ, — врне сказать, направлялъ погонщикъ, подгонявшій осла сзади, — по безотраднымъ пустырямъ Гемпстеда и мой челнокъ спугивалъ дикихъ утокъ съ ихъ уединенныхъ пристанищъ вътропическихъ областяхъ Баттерзи. Я скатился кубаремъ съ крутого и высокаго склона Тригилля, между тмъ какъ веселыя дочери Востока хохотали и хлопали въ ладоши, любуясь на эту сцену; и тамъ, гд рзвились когда-то кудреглавые дти злополучныхъ Стюартовъ, я блуждалъ по уединеннымъ дорожкамъ стариннаго сада, обвивая рукой гибкую талію прекрасной Евиной дщери, въ то время, какъ ея мамаша тщетно искала насъ по ту сторону забора. Я носился до того, что голова шла кругомъ и сердце разрывалось (да и не одно сердце) на маленькой, но необычайно тряской, лошадк, которую можно нанять за пенни, на равнинахъ Ревгэмъ Рэя, и покачивался подъ праздными толпами Барнета (хотя врядъ ли кто нибудь изъ нихъ былъ такъ празденъ какъ я), сидя на ярко-раскрашенной колесниц, влекомой за веревку. Я попиралъ мрными стопами полы Кенсингтонскаго Тоутъ Голля (билетъ по гине, включая и напитки, — если протискаешься въ буфету); я видлъ вокругъ себя дикія орды Дрюри-Лена въ ночь боксеровъ; я величаво возсдалъ въ первомъ ряду галлереи на представленіи модной пьесы, сожаля, что не истратилъ вмсто этого мой шиллингъ въ восточныхъ залахъ Альгамбры.
— Вотъ вамъ, — сказалъ Б., — чмъ хуже вашей, а написать можно сидя дома.
— Не стану спорить, — отвчалъ я. — Вы не поймете моихъ чувствъ! Въ вашей груди не бьется буйное сердце путешественника; вамъ чужды его стремленія. Все равно! Довольно того, что я ду съ вами. Сегодня же куплю книгу нмецкихъ разговоровъ, и голубую вуаль, и блый зонтикъ, и все, что необходимо для англійскаго туриста въ Германіи. Когда мы отправимся?
— Въ дорог будемъ добрыхъ двое сутокъ… Что же, демте въ пятницу.
— А можетъ быть пятница несчастный день для вызда? — усумнился я.
— О, Господи, — возразилъ онъ почти грубо, — выдумаетъ тоже! Точно Провидніе будетъ устраивать Европейскія дла въ зависимости отъ того, подемъ ли мы въ пятницу или въ четвергъ!
Онъ прибавилъ, что удивляется, какъ это я, такой разумный въ иныхъ случаяхъ человкъ, могу придавать значеніе бабьимъ сказкамъ. Онъ сказалъ, что и самъ, въ старыя времена, когда былъ еще молокососомъ, врилъ этимъ глупостямъ и никогда, ни за что, ни за какія коврижки, не ршился бы предпринять экскурсію въ пятницу.
Но однажды пришлось ршиться. Дло стояло такъ, что приходилось либо вызжать въ пятницу, либо вовсе отказаться отъ поздки. Онъ рискнулъ попытать счастье.
Узжая, онъ готовился ко всевозможнымъ случайностямъ и злоключеніямъ. Вернуться живымъ — вотъ все, о чемъ онъ мечталъ.
И что же! эта поздка оказалась самой веселой изъ всхъ его поздокъ. Это былъ сплошной, непрерывный рядъ успховъ.
Посл этого онъ ршилъ всегда вызжать въ пятницу, и такъ и длалъ, и всегда въ добрый часъ.
Онъ прибавилъ, что никогда, ни за что, ни за какія коврижки не выдетъ въ другой какой нибудь день, кром пятницы. Вдь экая глупость это суевріе насчетъ пятницы!
И такъ мы ршились хать въ пятницу и встртиться на вокзал въ восемь часовъ вечера.
Четвергъ 22
Поломалъ-таки я сегодня голову надъ вопросомъ о багаж. Утромъ встрчаюсь съ однимъ пріятелемъ; онъ мн и говоритъ: