Дневник памяти
Шрифт:
– Ты о чем?
Элли запнулась, подбирая слова.
– Понимаешь, я ждала-ждала, а письма от тебя все не приходили. Я пожаловалась подружке, рассказала ей обо всем, а она объяснила, что тут нет ничего удивительного – ты получил от меня что хотел, а писать небось и не собирался. Я ей, конечно, не поверила – я ведь знала, что ты не такой, но твое молчание и ее слова… Я боялась, что для меня прошедшее лето значило больше, чем для тебя. А когда я уже голову сломала, пытаясь понять, куда ты запропастился, мне написала Сара. И сообщила, что ты уехал из Нью-Берна.
– И у Сары, и у Фина был мой
Элли предостерегающе подняла ладонь и договорила:
– Я знала и все же не решалась спросить. Боялась, что ты для того и уехал, чтобы начать новую жизнь. Без меня. Иначе почему ты не писал? Не звонил? Не заехал, в конце концов?
Ной молча смотрел в сторону. Элли продолжала:
– Я ничего о тебе не слышала, а боль со временем начала утихать, и я решила, что лучше все забыть. Правда, в каждом парне, который пытался со мной познакомиться, я невольно искала твои черты. Когда это становилось невыносимым, я писала тебе очередное письмо. И не отправляла – боялась узнать правду. Думала, что ты давно живешь своей жизнью, любишь другую, и не желала ничего о ней знать. Хотела сохранить наше лето в душе таким, каким оно мне запомнилось.
Элли говорила так открыто и доверчиво, что Ной еле удержался, чтобы не поцеловать ее. Нельзя. Она вовсе не за этим приехала. Но до чего же она красива…
– Самое последнее письмо я написала пару лет назад. Когда познакомилась с Лоном. Я писала твоему отцу, чтобы узнать, где ты и что с тобой, хотя и не была уверена, живет ли он на прежнем месте. Тем более – война…
Звук ее голоса растаял, и некоторое время они сидели в молчании, погруженные в свои мысли. Молнии ярко освещали небо. Наконец Ной заговорил:
– Все-таки жаль, что ты не отправляла письма.
– Почему?
– Было бы здорово знать, как ты, чем занимаешься.
– Боюсь, тебе стало бы скучно – мою жизнь не назовешь интересной. Кроме того, я давно уже не та, что была.
– Ты лучше, чем была, Элли.
– Спасибо, Ной, милый…
Ной знал, что должен прикусить язык и не дать словам, что вертятся в голове, вырваться наружу. Надо держать себя в руках, так, как он делал все эти четырнадцать лет. Надо-то надо, да вот чувство более сильное овладело им настолько, что он плюнул на самоконтроль и выпалил все, что было у него на душе, надеясь, что это поможет им вернуть чудо, которое они переживали много лет назад.
– Я сказал так не потому, что я милый. А потому что люблю тебя и никогда не переставал любить!
Полено в камине треснуло, рассыпая искры, их тут же подхватило тягой и унесло в трубу. Ной и Элли смотрели на тлеющие останки дерева, прогоревшие почти насквозь. Надо бы встать, подбросить новое поленце, но они не двигались с места.
Элли сделала глоток бурбона и почувствовала, что слегка опьянела. Или это не только алкоголь туманит ей голову? Почему она придвинулась поближе к Ною и покрепче обняла его? За окном стало совсем черно.
– Дай-ка я дровишек подкину, – попросил Ной, и Элли пришлось отодвинуться. Он подошел к камину, приподнял защитный экран и добавил пару поленьев. Поворошил пламя кочергой, чтобы новые дрова быстрее занялись, и вернулся обратно.
Элли свернулась калачиком рядом с Ноем, положила голову ему на плечо. Потом протянула руку и легонько погладила по груди. Ной шепнул:
– Прямо как раньше. Как тогда, летом…
Элли улыбнулась – он опять угадал ее мысли.
Они молча смотрели на пламя и легкий дымок.
– Ной, ты не спрашивал, и все-таки я хочу сказать…
– Что?
– У меня больше никого не было. Ты не просто первый. Ты – единственный. Можешь ничего не говорить, я лишь хочу, чтобы ты знал.
Ной молчал, глядя в сторону. Элли было тепло и уютно. Ее пальцы ласково поглаживали его тело под рубашкой.
Вот так же, обнявшись, они сидели в последний вечер перед расставанием на волноломе, построенном, чтобы сдерживать воды реки Ньюс. Элли плакала, боясь, что они больше не увидятся и она никогда уже не будет счастлива. Ной тогда молча сунул ей в руку записку. Элли прочла ее уже по дороге домой. Записку эту она сберегла и перечитывала столько раз, что текст навсегда врезался в память.
Расставаться так больно, потому что наши души едины. Они были и будут едины. Наверное, мы прожили тысячу жизней – и в каждой встречались, чтобы расставаться вновь и вновь. Завтрашнее «прощай» – лишь одно из многих за последние десять тысяч лет и тех сотен и тысяч лет, что ждут нас впереди.
Когда смотрю на тебя, я знаю, что твоя красота и прелесть расцветают с каждой новой жизнью. А я ищу тебя каждую свою жизнь. Не просто кого-то похожего, нет, именно тебя, потому что наши души не могут друг без друга. А потом, по неизвестной причине, мы снова вынуждены расставаться.
Хочется сказать тебе, что все будет хорошо, что я сделаю все возможное и мы снова будем вместе. Но если нам суждено попрощаться навсегда, то в следующей жизни я вновь найду тебя, и тогда, быть может, звезды переменятся – мы больше не расстанемся и будем любить друг друга вечно.
«А вдруг он прав? – размышляла Элли. – Вдруг его предсказание рано или поздно сбудется?»
Она никогда не принимала это всерьез, просто хваталась за слова Ноя как за спасательный круг, его записка помогла ей пережить трудные времена. Однако сейчас, сидя рядом с любимым, Элли с грустью думала, что их встреча лишь доказывает его мысль о расставаниях. Если только звезды не переменились…
Переменились они или нет – ей смотреть не хотелось. Хотелось сидеть вот так, рядом с Ноем, обнимать его, чувствовать тепло его тела. Элли задрожала так же, как в юности, как в первый раз, когда они были вместе.
Наконец-то все как надо. И камин, и бурбон, и гроза – все именно так, как надо. А четырнадцать долгих лет ничего не значат.
Снова молния. Пламя легко танцует на раскаленной добела древесине. Октябрьский дождь бьется в оконное стекло, заглушая остальные звуки.
И тогда Ной и Элли сдались. Они перестали бороться с тем, что пытались победить долгих четырнадцать лет. Элли подняла голову с плеча Ноя, посмотрела на него затуманенными глазами, и он нежно поцеловал ее в губы. Кончиками пальцев она легонько гладила его щеку, а он целовал ее снова и снова – ласково, нежно. Элли ответила на его поцелуй и почувствовала, как, словно по волшебству, исчезают разделявшие их годы.