Дневник плохого года
Шрифт:
тормозит за клавиатурой. Вот почему у него почерк почти детский. Вот почему он тебя нанял. Чтобы ты для него печатала. Но это далеко не основная причина. Он, Аня, тобой одержим. Не уверен, что ты осознаешь данный факт. Не сердись. Я не ревную. Мы живем в свободной стране. По ком с ума сходить — его личное дело. Но ты не должна пребывать в неведении.
оптимистической веры в рынок. Рынок, усвоил я от матери, есть темная и зловещая машина, перемалывающая и пожирающая сотню судеб за каждого вознаграждаемого ею счастливчика. Позиция поколения, к которому принадлежала моя мать, по отношению к рынку была отчетливо «премодернистской»: рынок — создание дьявола; в условиях рынка преуспевают только нечестивцы. На этой земле нет определенной награды за тяжкий
Отсюда глупое упрямство, с которым я и сегодня выполняю свои маленькие проекты. Я, несмотря ни на что, считаю, что труд сам по себе благо, неважно, достигаются измеримые результаты или нет. Экономический рационалист, пробежав глазами вехи моей жизни, усмехнулся бы и покачал головой.
«Мы все — игроки на глобальном рынке: мы погибнем, если не будем конкурировать». Рынок — наше местонахождение, место, где мы оказались. Как нас сюда занесло, лучше не спрашивать. Мы не выбираем, в каком мире появиться на свет; мы не выбираем родителей — то же самое и с рынком. Мы здесь, и точка. Теперь наш удел — конкуренция.
Я прислонил записку к стопке книг. Ну и как ее понимать?
И что ты еще обнаружил, Алан, а мне не сказал? Он молчит.
Лицам, искренне верующим в рынок, бессмысленно говорить, что не получаешь ни малейшего удовольствия от конкурирования со своими товарищами и предпочел бы не участвовать. Можете выйти из игры, если хотите, ответят верующие в рынок, а вот ваши конкуренты почти наверняка останутся. Вас убьют, едва вы сложите оружие. Вы обречены на борьбу всех против всех, и ничего с этим не поделаешь.
Однако рынок, конечно же, был создан не Богом — не Богом и не Духом Истории. А если рынок создали мы, человеческие существа, неужели мы не можем придать ему более мягкую форму? Почему мир обязательно должен быть ареной, где идет гладиаторский бой не на жизнь, а на смерть, вместо того чтобы быть, например, пчелиным ульем или муравейником, где царит сотрудничество на благо общего дела?
По крайней мере, в пользу искусства можно сказать, что, хотя каждый художник стремится стать лучшим, попытки сравнить сферу искусства с джунглями, где царит конкуренция, редко увенчивались успехом. Бизнес любит финансировать литературные и художественные конкурсы, а паче того — спортивные состязания, поощряя извечную жажду триумфа. Однако художники, в отличие от спортсменов, знают, что триумф такого рода — условен, что он — разновидность «промоушна», где в ход идут исключительно локти. Художник (если он художник истинный) печется не о суетном, а о вечном; он ищет не славы, а правды, добра и красоты.
Как уведомление от моей машинистки о прекращении контракта, и больше ничего? Как крик о помощи от молодой женщины, которую мучают сомнения куда более глубокие, чем я предполагал?
Ты говоришь, он тайно пишет обо мне? Ты читал его личный дневник? Потому что, если читал, я рассержусь по-настоящему. Надо же было так влипнуть! По самые уши! Зря я с ним связалась. Но скажи правду: ты что, регулярно роешься в его частных мыслях?
(Интересно проследить, как, идя дорогой корыстного индивидуализма, индивидуум оказывается загнанным в угол реакционного идеализма.)
А что же лейбористская партия Австралии? Лейбористы проиграли уже не одни выборы, и теперь их критикуют за то, что своих лидеров они выбирают из слишком ограниченной политической касты, из людей, не имеющих опыта жизни вне политики и вне партии. Не сомневаюсь, что критика эта справедлива. Однако Л ПА далеко не единственная в своем роде. Было бы элементарным заблуждением счесть, что, поскольку при демократии политики представляют народ, значит, они являются типичными представителями народа. Загерметизированная жизнь политика очень походит на жизнь в касте военных, или мафиози, или на жизнь в банде из фильма Куросавы. Карьера
Я написал: «Дорогая Аня,
Плевать я хотел на его частные мысли. Меня кое-что другое интересует.
Что, например?
Алан ломается, как маленький мальчик, но всё его смущение напоказ. Я знаю, какое у него было детство — одинокое, без уверенности в завтрашнем дне, без надежды пробиться. С той самой секунды, как он меня увидел, он требует похвалы и внимания. Я как бы заняла место его матери. Сейчас его распирает от желания поделиться новым секретом.
24. О левых и правых
На следующей неделе в Канаде состоятся федеральные выборы, и преимущество у консерваторов. Смещение вправо в странах Запада ставит меня в тупик. У избирателей перед глазами пример Соединенных Штатов — ясно, куда заведут правые, появись у них хоть малейший шанс, — и всё равно они голосуют за правых.
Успех Усамы Бен Ладена в роли пугала превзошел его же самые смелые мечты. Вооруженные только «Калашниковыми» да пластидом, он и его последователи затерроризировали и деморализовали Запад, и повергли его в массовую панику. Для агрессии, авторитаризма, милитаристских устремлений, наблюдающихся сейчас в политической жизни Запада, Усама стал просто даром свыше.
В Австралии и Канаде электорат ведет себе как стадо испуганных овец. Южная
Вы стали мне необходимы — мне и нашему проекту. Я представить не могу, что придется отдать рукопись в чужие руки. Это всё равно что отобрать ребенка у родной матери и доверить заботы о нем первому встречному.
Например, его финансы, говорит Алан. Вроде для тебя это не новость. Меня интересует, что произойдет с его имуществом, когда он умрет. Он, Аня, профан, если дело касается финансов. У него три миллиона долларов с хвостом — три миллиона! — на сберегательных счетах, и дают они прибыль четыре с половиной процента. Минус налоги — получается два с половиной процента. Если называть вещи своими именами, он каждый день теряетденьги. А знаешь ли ты, что случится с тремя миллионами после его смерти? Он написал завещание, еще в сентябре 1990 года, и с тех пор не исправлял его. По условиям завещания всё его имущество — деньги, квартира со всем содержимым, плюс нематериальные активы, такие как авторские права — переходит к его сестре. А сестра уже семь лет как умерла.Я проверял. Вторичный наследник — благотворительная организация, совершенно бесперспективная, по реабилитации лабораторных животных, в которой эта сестра работала.
Африка, где исламский экстремизм пока еще занимает одно из последних мест в списке явлений, тревожащих народ, начинает казаться здравомыслящим старшим братом. Ну не ирония ли?
Что мне больше всего понравилось в Австралии, когда я в 1990-е приехал туда впервые, так это поведение австралийцев в повседневной жизни; они держались открыто, рассуждали беспристрастно, с неуловимой гордостью за себя и столь же неуловимой ироничной прохладцей. Теперь, спустя пятнадцать лет, я улавливаю намек на самость, заключенную в этой манере держаться, о каковой манере во многих странах отзываются пренебрежительно как о принадлежавшей Австралии прошлого и вышедшей из моды. В то время как материальные основы «старых» социальных отношений рушатся у меня на глазах, эти отношения возводятся в статус нравов, а не живых культурных откликов. Может быть, австралийское общество никогда — хвала Господу! — не станет таким же эгоистичным и жестоким, как американское, однако оно неуклонно, подобно сомнамбуле, движется в этом направлении.