Дневник, посланный за сотню световых лет

На Мартин-Плейс [1] , как обычно в обеденную пору, фланировала пестрая толпа бездельников. Я нервно всматривался в лица, но Элисон пока что не видел. Никого даже близко похожего.

Час тридцать семь минут четырнадцать секунд.

Мог ли я ошибиться в чем-то настолько для себя важном? Ведь осознание ошибки уже заполнило бы мой разум... Знание это, впрочем, не имело никакой особой ценности. Разумеется, состояние личности от

него бы изменилось. Естественно, оно в какой-то мере повлияло бы на мои действия. Но я уже понимал, что произойдет в конечном счете, и каким окажется это влияние. Я напишу то, что читал.

Волноваться нет смысла.

Я сверился с часами.

1:27:13 превратились в 1:27:14. Кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся.

Элисон.

Конечно же, Элисон.

Я никогда не видел ее во плоти до сегодняшнего дня, но сжатый по методу Барнсли моментальный снимок, забивший весь мой канал связи на месяц, вскоре будет отослан.

Я помедлил и выдал то, что мне нужно было сказать, сознавая, что веду себя очень глупо:

— Приятно тебя тут встретить.

Она засмеялась. Меня внезапно поглотило счастье. Немыслимое, непостижимое. В точности такое, как описано в моем дневнике, как я читал там сотню раз. Удивительно! Впервые я прочел эту запись, когда мне было девять лет. Следующей ночью я опишу ее такой, сев за компьютер. Я буду вынужден так поступить, но как иначе обуздал бы я свою эйфорию?

Наконец-то я встретил женщину, с которой проведу жизнь.

У нас впереди еще пятьдесят восемь лет. Мы будем любить друг друга до самого конца.

— Где пообедаем?

Я нахмурился, решив сперва, что она шутит, и одновременно озадачившись, отчего я оставил себе такую лазейку.

— У Фульвио, разве ты... — начал было я и тут же вспомнил, что она понятия не имеет о таких вещах. 14 декабря 2074 года я запишу восхищенно: Э. никогда ни о чем тривиальном не думает, она концентрируется на главном.

Дело в том, — вывернулся я, — что они не успеют все приготовить. Они все расписание перекроят, но...

Элисон приложила палец к губкам, склонилась вперед и поцеловала меня. На миг я впал в прострацию и застыл, подобно статуе. Через секунду-другую вернул поцелуй.

Когда мы оторвались друг от друга, я тупо промямлил:

— Я не знал... Я думал, что мы... Я...

— Джеймс, не валяй дурака.

Она была права.

Я смущенно засмеялся.

Чушь какая-то: через неделю мы займемся любовью, и я уже знаю каждую подробность, но этот нежданный поцелуй тем не менее сконфузил меня.

— Пошли, — сказала Элисон, — может, и не успеют они ничего приготовить, но мы подождем и поболтаем. Надеюсь, ты не стал читать все наперед, иначе нам будет очень скучно.

Она взяла меня за руку и повела за собой. Я повиновался. Меня трясло.

На полпути к ресторану ко мне вернулся дар речи.

— Но ты... ты что, знала, как все будет?

Она рассмеялась.

— Нет. Но я не говорю себе всего. Люблю сюрпризы. Буду любить. А ты?

Ее обычный подход меня как-то сковывал.

Э. никогда ни о чем тривиальном не думает.

Об этом разговоре я ничего не знал и затруднялся в выборе слов. Импровизация удавалась мне скверно.

— Сегодня очень важный для меня день, — скучным тоном начал я. — Я всегда думал, что я сохраню для себя наиболее аккуратное и полное, какое только возможно, описание этого дня. То есть, с точностью до секунды нашей встречи. Но я не могу себе вообразить, почему этой ночью мне даже не захочется упомянуть наш первый поцелуй.

Она крепко стиснула мою руку, подалась ко мне и заговорщицким тоном прошептала:

— Но ты так поступишь. Ты утаишь ее от себя. И я тоже. Ты в точности знаешь, что намерен написать, и в точности знаешь, о чем собираешься рассказать. И ты знаешь, что этот поцелуй останется нашей маленькой тайной.

*****

Фрэнсис Чэнь не был первым астрономом, открывшим охоту на времяреверсивные галактики, но ему первому пришла в голову мысль вести ее из космоса. Он запустил на капитально замусоренную орбиту Земли свой небольшой телескоп. К тому времени все серьезные астрономические проекты переместились в относительно чистый регион внутрисистемного пространства у темной стороны Луны. Десятилетиями космологи строили теории относительно грядущего сжатия Вселенной, перехода ее в фазу, обратную расширению, и надеялись уловить ее свет, знаменующий (возможно) разворот всех стрел времени.

Чэнь полностью засветил фотодетектор и стал искать участок космоса, наблюдение за которым приведет к обращению экспозиции. То есть — утечке тока из массива пикселей, которая сформирует доступное распознаванию изображение. Фотоны от обычных галактик, улавливаемые обычными телескопами, оставляют след в виде изменений зарядового состояния ячеек электрооптической полимерной сетки; наблюдение же за времяреверсивными галактиками приводит к утечке заряда с детекторов, эмиссии фотонов, покидающих телескоп в начале долгого путешествия в будущее Вселенной, чтобы десятки миллиардов лет спустя звезды поглотили их и присоединили их неизмеримо малую лепту к горению великой ядерной топки, повернутому вспять — от уничтожения к формированию протозвезды.

Когда Чэнь объявил об успехе наблюдений, его встретили почти с единодушным скептицизмом. И это была вполне обоснованная реакция, поскольку Чэнь наотрез отказался сообщать координаты наблюдаемого им объекта. Он вообще дал только одну пресс-конференцию, и я смотрел ее запись много раз.

— А что бы произошло, если бы вы нацелили на эту штуку незаряженный фотодетектор? — спрашивал озадаченный журналист.

— Я не смог бы.

— В каком смысле не смогли бы!

— Представьте себе, что вы наводите детектор на обычный источник света. Если детектор исправен, ячейки так или иначе зарядятся. Никакого смысла не имеет заявление «наведу этот детектор на источник света, но сигнала не будет зарегистрирован». Это невозможно. Такого не произойдет.

— Ну да, но...

— Теперь представьте себе обращенную во времени ситуацию. Если вы наведете детектор на источник света, расположенный в зоне обращенного времени, он обязательно должен быть перед этим заряжен.