Дневник Саши Кашеваровой
Шрифт:
– Даже не хочешь спросить, где я его откопала, как его зовут, чем он пахнет и как хотя бы выглядит?
– А то я и так не знаю, Кашеварова. Откопала ты его в каком-нибудь баре, как обычно у тебя и происходит все те долгие годы, с тех пор как ты поняла, что сайты знакомств только выглядят как гастроном с деликатесами, а на самом деле являются иллюзией. Зовут его наверняка посредственно, но мужественно. Пахнет как минимум сандалом, но скорее всего – чем-то эстетским и сложносочиненным от Comme des Garsons. Все, как тебе нравится. Выглядит – наверняка темноглазый брюнет, на других ты почти никогда не клюешь.
– С ума сойти, – восхитилась я. – Это я так примитивна или ты ясновидящая? Правда, глаза у него серые, а так – полное попадание.
– Мне просто иногда кажется, что ты –
– Уволь! – воскликнула я, но вопрос был формальностью, ибо Лера уже начала вещать:
– Вы встретитесь наверняка опять в баре, ты будешь пить «Маргариту», клубничную или лимонную, а он – двойной виски со льдом, потому что в фаллоцентричном обществе принято, чтобы самец пил крепкое. Сначала вы недолго поговорите, что называется «за жизнь», ты будешь много шутить, как делаешь всегда, когда стесняешься. После второго бокала он с байронической грустью уставится на снег за окном и начнет погружать тебя в свой экзистенциальный кризис. Как опытный инструктор по дайвингу несмышленого ученика, который так смешно выпучивает глаза под маской для плавания и боится, что ему откусит ногу тигровая акула, хотя урок вообще-то проходит на арендованной дорожке бассейна в Сокольниках. Ты будешь сидеть напротив и думать: «Такому мужику и так не повезло!». И поблескивающее на его пальце обручальное кольцо вдруг покажется тебе Соломоновым перстнем, на внутренней стороне которого наверняка прячется гравировка «Пройдет и это». После третьего коктейля ты распустишь волосы, встряхнешь ими, как цыганка, и начнешь читать стихи, потому что уверена – это сексуально. Выберешь что-нибудь емкое и выбивающее из седла, например, «Больную розу» Блейка. Я помню, как на журфаке ты написала реферат «Аутоэротизм как космогонический принцип», много его, Блейка, цитировала и употребила слово «мастурбирующий» семь раз на трех страницах, после чего тебя чуть не выгнали, хотя ты ничего ТАКОГО не имела в виду. Мужик решит, что ты с серьезным прибабахом, но вслух скажет, что у тебя губы красиво блестят. Потом вы будете целоваться в такси, и ты сама предложишь поехать в отель, причем таким специфическим тоном – небрежным, словно ты древнее кровавое божество, ежедневно пожирающее сердца мужчин и отхаркивающее их черепа. Сердца на вкус разные – в одном ты чувствуешь соленую и пахнущую синим океаном устричную мякоть, другое похоже на чизбургер из придорожной закусочной – ты о нем и не вспомнишь через сутки, но оно способно наполнить кратковременной тяжелой сытостью. А черепа – одинаковые все, валяются у твоих ног бесполезной шелухой.
– Пока мне все нравится, – назло Лере, добивавшейся эффекта противоположного, сказала я. – Ты же знаешь, саморазрушение – наше все. Тем более с темноволосым и темноглазым, да еще и под лимонную «Маргариту». Что же будет с нами потом? Чай-кофе-пасадобль или сказочка о Петре и Февронии?
– Ага, разбежалась, – хмыкнула она. – Вы какое-то время будете мыкаться по отелям, которые будут становиться все дешевле. Потом поедете отдохнуть – куда-нибудь на другой конец света, чтобы ненароком не встретить друзей его жены. А потом, рано или поздно, ты поймешь, что это бег по кругу. Стадион комфортабельный, навороченные кроссовки, все дела… Но суть дела от этого не меняется. И тогда ты снова позвонишь мне – чтобы сообщить, что он оказался мудаком.
– И мы пойдем в бар и закажем по двойному виски, потому что плевать мы хотели на координаты фаллоцентричного общества, и еще потому что инфантильными коктейлями можно только начинать отношения, а заканчивать – чем-нибудь крепким.
– Так и будет. Если хочешь, можем сэкономить время и встретиться на виски прямо сейчас.
– Браво, подруга. Только вот с какой стати я должна отказываться от бега по кругу в комфортабельных кроссовках, если я все равно не верю в то, что горожане вроде нас привыкли называть «любовью»? И считаю институт брака давно почившим.
– Дело твое, – флегматично согласилась Лера.
– Кстати, его зовут Олег, он действительно брюнет, у него красивые крупные руки и мятый пиджак цвета хаки, скоро мы встречаемся на кальян.
Повесив трубку, я встала перед
Я давно заметила, что большинство женщин боится цифры «тридцать», как будто бы пересечение этой черты подобно зловещему вудуистскому ритуалу. Хотя ничего, по сути, не меняется. Но я тоже поддалась массовой панике и даже перестала применять относительно себя слово «девушка». Мои ровесницы шарахались от статуса «женщина» как черт от ладана, им казалось, что это слово похоже на вонзающийся в гробовую доску гвоздь.
И вот я пошла в магазин и купила, во-первых, умопомрачительно вульгарные чулки с блестками, а во-вторых, красную помаду. Это было что-то среднее между предменструальной истерикой и попыткой утвердить в материальном предмете лозунг «Жизнь после тридцати только начинается!». Ни чулки, ни помада так и не увидели белый свет – во всем этом я напоминала проститутку из какого-нибудь портового португальского городка.
Так вот, повесив трубку, я густо-густо накрасила губы. И продекламировала:
О, роза, ты больна!Во мраке ночи бурнойРазведал червь тайникЛюбви твоей пурпурной.И он туда проник,Незримый, ненасытный,И жизнь твою сгубилСвоей любовью скрытной.Потом вытерла помаду рукавом махрового халата и подумала: «Лера все-таки такая дура. Ну зачем читать Блейка, да еще и про мастурбирующую розу, симпатичным мужикам?»
15 января
Репка. Грустная московская сказка.
В соседней квартире с некими Артамоновыми поселился молодой состоятельный холостяк. У Артамоновых была Варя, дочь на выданье – хорошая девочка из приличной московской семьи. Музыкальная школа, русая коса, бессмысленное, но тяжеловесное, гуманитарное образование, миллион впечатляющих навыков (например, она могла растопить в кастрюле десять «обмылков» и слепить из них новый кусочек мыла, да еще и не простой, а в виде розы с десятками тонких нежных лепестков).
И вот дед Артамонов, генерал в отставке, пошел сватать Вареньку соседу. Взял с собою поллитрушку, как водится, детские внученькины фото и килограмм красной икры. Сидели весь вечер, дед вернулся домой румяный и навеселе, а сосед на следующее утро прислал для Вари корзину нарциссов, но этим все и ограничилось. «Проку от тебя, дед, нет!» – сказала Варина бабушка, заслуженный учитель на пенсии. Напекла гору блинов и пошла к соседу. Тоже прекрасно вечер провела, и они даже вместе посмотрели очередную серию какой-то там «Дикой Розы». Но ничего.
Не захотел перспективный холостяк на Вареньке жениться. Артамоновы подождали пару недель и решились на новый ход – подослали к бедному мужику бабкину подругу, жучку редкостную. Та весь вечер мозги ему промывала, и с той стороны зайдет, и с этой. Но вернулась тоже с пустыми руками.
А потом еще несколько недель прошло, и симпатичный сосед представил Артамоновым свою невесту. Типичную серую мышь – приехала откуда-то из Воронежа и поймала нашего холостяка на сайте знакомств. И теперь живет в его трехкомнатной квартире, водит его «ниссан» и растит ему двоих детей, мальчика и девочку. И ведь выглядит – без слез не взглянешь, мышь она и есть мышь. В общем, просто повезло. Сучке.
18 января
Встреча была назначена в «Петровиче», и это не предвещало ничего хорошего – слишком много связано у меня с этим местом. Впервые я попала туда еще студенткой. Не передать, сколько литров местной «хреновухи» перекочевало в мой желудок, сколько бессонных ночей было потрачено на танцы под «Летящей походкой ты вышла из мая» и странные разговоры с подвыпившими богемными персонажами. И сколько раз я уходила оттуда под утро с кем-нибудь, чье плечо воспринималось надежной опорой и чье лицо казалось сошедшим с портрета Леонардо. Таким же нездешним и одухотворенным. Все-таки «хреновуха» – лучший фотошоп.