Дневник Влада Жирковийского
Шрифт:
– Диагноз был ошибочным.
– Но сердце страдало по-настоящему!
– Ребята, вам добавки положить?
– Да.
– Хором.
– Итак. Думаю, с грибком я погорячился. Он бы начал откуда-то из одной точки, а не поразил всего тебя генерализованно.
– Ты не умничай. Что это тогда? Может, к доктору сходить? У меня есть один знакомый хирург. Руку пришивает всего за час, а отпиливает за секунды.
– Не будем спешить. Если рассуждать логически: когда впервые ты заметил симптомы?
– Сегодня. Когда чуть тебя не убил.
–
– Знаешь, у меня нет привычки посещать атомный реактор и есть что-нибудь по дороге.
– Когда в последний раз травился?
– В армии. Стрихнином. Но я выжил, а вот те, кто меня травил - нет.
– Перепутали тарелки?
– Скажем так. Со мной так нельзя.
– Ясно. Последний вопрос. У тебя что-нибудь болит, чешется, колется... есть какие-нибудь необычные ощущения?
– Нет.
– Что ж. Мне все ясно.
В глазах Славы мелькнула надежда. Вера, тихонько присевшая рядом, с таким же энтузиазмом смотрит на меня.
– Это новый вид болезни. И если ты пойдешь к врачу - военные изымут тебя на опыты, и ты до конца жизни будешь жить в лаборатории.
Все задумались. Подливаю морса, поражаясь как вообще кто-то может так вкусно готовить. Так и растолстеть недолго. Хотя мне, с моей дистрофией, до слова "толстый" как таракану до Китая.
– А как узнать заразно ли это и можно ли контролировать?
– Не знаю. Хотя, погоди. Больно все это подозрительно. Вчера ты загадал, что хочешь быть Халком. А сегодня уже бегаешь с супер-способностями и швыряешься чугунными сковородками. Слав, а ты вчера на ночь одну книжечку не читал?
– Ну да. Встал ночью, набрал свечей и, сидя в центре пентаграммы, умолял духов сделать меня супер-героем. Сам-то понял что сказал?
– Однако они все равно тебя услышали. Я вот чего подумал. Мы тут с тобой столько колдовали, да ворожили, что вполне могли забыть закрыть какой-нибудь портал, и теперь он работает и выдает аномалии.
– Вы... колдуете?
– Вера побледнела и сжала маленький крестик на груди.
Задумчиво смотрю на нее. А стоит ли вообще оставлять девушку в этой квартире? Или лучше ей съехать пока не поздно.
Следующие полчаса рассказывали Вере чем мы занимаемся. Девушка бледнела, дрожала, сжимала крестик и явно была не в восторге. Предложил ей взять денег и переехать на съемную квартиру. Отказалась. Но альтернатива остаться в доме, где призывали всякую нечисть, вдохновляла ее еще меньше. В итоге сдалась, взяла деньги, клятвенно пообещала все вернуть. После чего очень шустро сбежала из дома. В моих штанах, кстати. Зимних. И моей дубленке. Ну и ладно. Не жалко. Я себе потом еще куплю.
– Эх. Жалко. Кто нам еще так готовить будет.
– изучая удаляющуюся фигурку за окном.
Слава сидит за столом на кухне и молча пьет пиво. Его уход Веры словно и не тронул. Грустно смотрю на пса, нервно царапающего входную дверь. В отличие от славы, отъезд Веры ему явно не понравился.
Через пять минут Слава все же вынырнул из своих дум и даже попытался меня успокоить.
– Да, свинарник будет редкостный, но нам в любом случае надо разобраться что тут происходит.
– Он сгреб посуду в раковину, расчистив стол, и осторожно положил на него печально знакомую книгу заклинаний. Та словно светилась изнутри, подрагивая и не желая вести себя нормально.
– Думаешь, в ней есть ответы? А хуже не сделаем?
– засомневался я, отходя от окна и садясь на табуретку.
– Хуже чем сейчас - вряд ли. И так непонятно что происходит.
– Слава зачем-то задернул шторы и сел напротив, не решаясь прикоснуться к талмуду.
Так мы и сидели, буравя взглядом обложку фолианта, пока на подоконнике кто-то не чихнул...
14:45
Сначала я подумал, что это был кот. Но кот лежал на полу рядом с собакой и нагло спал, положив голову ей на пузо. Тогда я решил, что мне показалось, и снова повернулся к книге.
– Влад, на подоконнике кто-то есть.
– Слава доверял слуху куда больше, чем я и смотрел на шторы неотрывно.
– Может, форточка скрипнула?
– У нас пластиковые окна.
– Тогда нам показалось.
– А проверить слабо?
– Дожили. И с каких это пор я тут самый храбрый?
– А ты не храбрый. Просто, если что, я успею среагировать.
– А я?
– А твоя задача напугать пришельца своим видом и, по возможности, воплями. Поверь, в этом ты уникален.
– Спасибо.
Мрачно поворачиваюсь к шторе, но невольно застываю, опасаясь протягивать руку. В этом доме уже столько всякой гадости побывало, что очередной визитер запросто может отхватить мне пару пальцев, а то и кисть.
– Кхм! Гркхм... там кто-то есть?
– тихо и очень вежливо уточнил я.
– Смотгя кого фи хотите уфитеть.
– Тихо прошептали из-за занавески.
Сердце стукнуло и упало куда-то в живот. Мне стало холодно, потом жарко. Все остальные звуки, кроме этого скрипящего голоса, словно исчезли с кухни.
– Если честно, - откашливаюсь, стараясь привести голос в норму, - очень хочется отдернуть занавеску и никого не обнаружить. Так можно?
– Тумаю нет.
– Жаль. Тогда, может, покажетесь?
– Молотой челофек, а я и не пгячусь. Пгосто фи не хотите ототвинуть занавес и фсглянуть ф гласа сфоему стгаху.
Блин, тоже мне страх картавый. Берусь за ткань и резко дергаю ее на себя, отодрав штору вместе с карнизом. Ткань упала, карниз больно вонзился в ногу. Пока я орал - на меня внимательно смотрело аж шесть пар глаз. Не сразу понял, что все они умещаются на одном лице. Точнее морде... еще точнее - голове. Огромного такого полутораметрового паука. Черного. С длинными, постоянно находящимися в движении, гибкими лапами, количество суставов на которых зашкаливало. И пушистым черным брюшком...